Дрека посмотрела проницательными карими глазами, все понимая и ничего не говоря. Дуротану было тяжело и больно. Во многом она лучше разбирается, она мудрее. Но вождь — он, и ей не приходится взваливать на плечи тяжесть решений. И выбирать, как пришлось ему. А теперь выбора у него больше нет.
— Конечно, мы зависели большей частью от охоты, — согласилась Дрека, — Но добыча наша живет тем, что рождает земля. Мы все взаимосвязаны. Шаманы это понимали.
Дрека замолкла — младший шаман просеменил рядом, торопясь, а вслед поспешала, прыгая, мелкая гнусная тварь. Пробегая мимо, обернулась на вождя с женой и ухмыльнулась, показав набитую острыми зубками пасть. Дрека, не сдержавшись, вздрогнула.
Дуротан вздохнул, протянул ей свиток.
— Я только что получил его. Придется готовиться к долгому переходу. Нам приказано покинуть родные земли.
— Что?
— Приказ Чернорука. Он переселился в новую Цитадель, выстроенную для него, и хочет иметь армию под рукой. Больше недостаточно собираться в армию по его слову. Мы должны все жить вместе и идти туда, куда он вздумает повести нас.
Дрека посмотрела недоверчиво, схватила свиток. Прочла, свернула, вручила мужу.
— Нам нужно подготовиться, — сказала кратко, повернулась и пошла к своему шатру.
А муж смотрел вслед, думая, отчего такая тоска, так болит сердце, будто она уходит навсегда.
Цитадель еще не достроили, но когда Дуротан ее увидел, встал как вкопанный. А рядом зашептали благоговейно: «Такая огромная! Могучая! Достойная верховного вождя!»
Если б Дуротан посмел открыть рот, выкрикнул бы: «Богохульство! Нечистое на земле, скверна всему, дорогому нам!»
Клан Северного Волка был еще за много лиг, но Цитадель уже торчала на горизонте, будто обожравшийся стервятник. Ничто в ней не выдавало орочьего строения: мешанина построек, еще непонятнее и страннее, чем здания дренеев, — оскорбление и глазу, и духу. Конечно, крепость должна быть огромной, чтобы вместить столько отборных воинов. Но все же, такое чудовище…
Вместо плавных округлых линий, свойственных постройкам дренеев, Цитадель тыкалась в небо углами, остриями, не уживалась с местностью вокруг, а господствовала над нею, давила, угрожала. Черный камень, тес, железо — исполинский лес колючек, раздиравших небосвод.
Дуротан понимал: с такого расстояния видна лишь главная башня, но хватило и ее. Стоял как прикованный и шага не мог сделать к огромному кошмару.
Переглянулись молча с Дрекой — что, это видеть можем только мы? Прочие Северные Волки миновали вождя, уехали вперед. С неохотой он сжал ногами волчьи бока, тронулся с места.
Вблизи крепость красивее не стала: казармы, амбары, тренировочные плацы, где кучами лежало невиданное, слишком большое на вид оружие — темное, угрожающее, смертоносное. Чиновные орки из клана Черной Горы приветствовали Северных Волков холодно и отвели на плоскую площадку в западной части крепости, чтоб ставили шатры там. Уже вечерело, когда Дуротан получил приказ взять два десятка воинов и прийти на главную площадь крепости — безоружными.
Дуротан подчинился. Ждали недолго — вдали вдруг загрохотали барабаны. Что такое? Зачем запретили брать оружие? Почему не сказали, чего ожидать? Дрека глянула недоуменно, растерянно.
Барабаны все ближе, ближе, земля уже дрожит под ногами. Такое случается, когда барабаны бьют в круге у костра, но чтоб настолько далеко? Родовичи зашептались, переглядываясь озадаченно, — в чем дело?
Земля все сотрясалась, сильнее и сильнее, барабаны — все ближе. Явились два всадника из Черной Горы, радостные и гордые.
— Не страшитесь, гордые воины Орды! — вскричал один. — Могучий Чернорук привел нам новых союзников. Они уже близко — приветствуйте же их!
Теперь дрожь земли показалась знакомой — точно так она тряслась во время битвы с…
— Огры! — взвизгнул кто-то.
Да, вот они: дюжины огромных, страшных, идут к группке безоружных орков. А вокруг скачут всадники из клана Черной Горы, орут, дуют в горны, заходясь от восторга. И толпа обезумела от радости, завывая, улюлюкая, приплясывая.
Так это и есть новые союзники? Глаза мои, вы не лжете?
Пока глядел, онемев, явился наибольший огр изо всех виденных, а подле него — Чернорук, гордый и важный, не замечающий, каким жалким выглядит рядом с исполинской тушей.
— Мы раздавим дренеев! — воззвал Чернорук, и огры, будто ожидавшие клича, подхватили как один: «Дави! Дави! Дави!»
На одно дурманящее, тошное мгновение Дуротан будто вернулся в детство — когда удирал по лугу от чудовища. Моргнул, отгоняя морок, и тут же в памяти всплыло тело отца на траве — когда-то сильное, а теперь изломанное, раздробленное, истекающее кровью и жизнью, с головой, расколотой как орех одним ударом великанской дубины.
И теперь орки дерутся бок о бок со слабоумными гигантскими тварями, чтобы уничтожить разумную мирную расу?
Этот мир сошел с ума.
Велен содрогнулся. Помощник тут же поспешил с бокалом теплого успокаивающего напитка, но пророк махнул рукой — нет, не нужно. Разве найдешь сейчас утешение в напитке? Где вообще сейчас искать утешения и покоя?
Как тяжко было слышать о гибели Тэлмора и о смерти друга Ресталаана! Как неприятно было узнать, что виновен в гибели города именно тот, с кем разделил трапезу, кто отпустил на свободу.
Пророку всегда виделось нечто особенное в молодом Дуротане. Поведение вождя клана Северного Волка, захватившего Велена со спутниками, казалось, подтверждало надежды, так страшно обрушившиеся. Из орков лишь Дуротан с Оргримом видели, как зеленый камень защищает город, и кто-то сумел запомнить заклинание, управлявшее камнем. Горстка уцелевших дренеев бежала в храм Карабора. Телесные раны излечили, но нечем было исцелить их истерзанные, раздавленные ужасом души.
Рассказы беженцев свидетельствовали о куда горшем, чем крушение надежд на добрую волю хотя бы одного орка, — о новом оружии, превосходящем простую сталь: луки со стрелами, мечи, топоры и молоты. Шепотом, оглядываясь, говорили о зелено-черных молниях, причинявших неистовую боль, о муках, далеко превосходивших ранее насылаемое шаманами. Говорили об уродливых лепечущих, хохочущих тварях, семенящих рядом с теми, чья магия вызывала муку и рождалась от нее.
Они рассказывали о ман'ари.
И вот здесь все встало на места с ужасающей, безжалостной точностью. Стали понятны и неразумная ярость, упорство орков, внезапный рост их знаний и умений и то, что они забросили шаманизм — веру, требовавшую поддержания равновесия между стихиями и теми, кто их вызывал.
Повелители ман'ари не стремились поддерживать равновесие и гармонию, они желали просто повелевать — именно того, чего желали Архимонд и Кил'джеден.
Да, орки попросту пешки в руках эредаров.
