Глава 7
Он опомнился, когда звезды исчезли, а ноги с силой ударились
в землю. Над головой звездное небо, пахнет морем, в сотне шагов залит лунным
светом дворец. На верхних этажах горит свет, мелькнул силуэт, Виктория еще не
спит…
— Что за черт, — пробормотал он. — Что у
меня, инстинкт, что ли…
Похоже, задумался в дальнем космосе очень глубоко, а потом
решил вернуться, нет, не решил, а ощутил желание, мысль так и не выплыла на
поверхность, и вот уже здесь, в человеческом теле, все произошло без участия
сознания, как у человека, который десятки раз ходит одной и той же дорогой, так
что и в глубокой задумчивости может прийти к дому. Или, напротив, прийти к той
квартире, где жил раньше, как в случае с тем мужем, что вынес мусорное ведро у
любовницы, а вернулся в ее домашнем халате в свою квартиру.
— Как у гуся, — сказал раздраженно, — что за
инстинкт, откуда?
В дом идти не хотелось, с силой потер ладонями виски, сел
прямо на траву, потом лег на спину и вперил взгляд в звездное небо. Сейчас
ученые исходят из того, что Вселенная проста и может быть описана
математически. Оптимисты! Как если бы все познавший и все повидавший
мудрец-математик Пифагор попробовал бы описать мир XXI века, еще не зная ни о
дифференциальном или интегральном исчислении, ни о теории множеств или прочих
математических дисциплинах. Или даже не Пифагор, а славный мудрый шаман из племени
охотников на мамонтов.
А что, если Вселенная бесконечно сложна… ладно, пусть не
бесконечно, но намного, намного сложнее? И в ней есть аспекты, что пока не
поддаются описанию шамана, а мы от него недалеко ушли?
Он пробормотал громко, неотрывно глядя на звезды и
вычеканивая слова, сам пугаясь их смелости:
— Вселенная очень сложна, а это значит, что создана
Творцом. Но если у ее истоков стоит высшее разумное существо, то можно
попытаться получить информацию о ней прямо от этого… Прародителя.
В глазах потемнело, то ли сам что-то сдвинул в организме,
больно легко откликается, судя по возвращению из звездных далей, то ли
настолько ужаснулся самой дерзкой мысли.
Ночной воздух свеж, чист, громко стрекочут цикады, над
головой все так же таинственно перемигиваются крупные звезды. Это, конечно,
если смотреть обычными человеческими глазами.
Он затих, старался уловить связь и родство со всем этим
миром, как иногда удавалось: с землей, травой, ночными кузнечиками, свежим
воздухом, подземными ручьями, планетами и звездами, космическими течениями, на
волнах которых плывет Земля и вся система со звездой, вокруг которой носятся с
бешеной скоростью…
На расстоянии вытянутой руки из темной норки выскакивают
крупножвалые муравьи, любители пособирать на халяву впадающих в ночное оцепенение
шмелей, жуков, сочных мушек. Лунные блики скользят по блестящим металлическим
телам, и то ли свет виноват, то ли настроение, но муравьи вдруг показались
существами совсем-совсем другого мира, даже не марсианскими или сириусянскими,
а как будто из другой вселенной.
Он вздрогнул, присмотрелся, по спине прошли мурашки,
вздыбили сами по себе металлический гребень, ожелезнили, потом тряхнул головой,
велел мышцам успокоиться, это все нереальный лунный свет, при нем все выглядит
не так, непривычно. Вот так в Средневековье чуть ли не в каждом встречном
видели оборотня, особенно во время полной луны, а в каждой ночной птице —
посланника дьявола.
И все-таки с болезненным интересом продолжал наблюдать за
муравьями, проник взором в землю, где по разветвленной сети ходов
безостановочно таскают корм, строительный материал, выносят мусор и какашки,
ухаживают за личинками и куколками, выращивают уникальные грибы на подземных
плантациях, суетятся вокруг королевы, откладывающей яйца, укрепляют своды,
прорывают новые ходы…
Тоже люди-человеки насекомого мира, тоже строят свое
общество, здесь доминируют, а за теми деревьями уже субдоминируют, умело
выстраивают взаимоотношения с муравьями других пород, тлями, разными животными.
И вдруг из ниоткуда мелькнула неожиданная мысль, на их мир
обрушивается нечто вроде крупного астероида, что стирает с земли целое поле,
где кормилось множество стад тлей! Для муравьев это небесное явление, но на
самом деле всего лишь прошел человек, совершенно не обращая внимания на
муравьев и траву, даже не замечая, идет ли по траве или по мертвой земле.
Он вздрогнул, всплыло такое же нелепое воспоминание насчет
крупного астероида, что все приближается к Земле, должен столкнуться и в лучшем
случае уничтожить почти всю жизнь, оставив только тараканов и муравьев, а в
худшем — сорвать Землю с орбиты и бросить ее в пылающее жерло Солнца.
А что, если этот астероид — тоже нога… или какая-то
конечность иного существа? Ведь и муравьи не видят человека, они замечают
только контур его подошвы. Астероид может быть вовсе не астероидом, а…
Голова раскалывалась, он мучительно пытался сосредоточиться,
ухватить ускользающую мысль, взвыл от злости, не удается, и, что самое гадкое,
чувствовал, что так и не удастся. То, что он сейчас может мгновенно
перестраивать свое тело, еще не дало ему способность мыслить ярче, шире,
масштабнее, проникать мыслью глубже. Он все еще человек, рожденный в Лесу,
знающий Интернет и компьютеры, но все равно ограничен какими-то рамками, его
мозг ограничен, мышление ограничено, а здесь весь прикол, как говорит
современное людье, чтобы взглянуть иначе, по-другому, надо выйти за эти рамки.
За рамки обычного мышления.
— Что за дурь? — прорычал он в гневе, когда череп
уже начал опасно накаляться — Почему… почему не могу?
Почему, повторил себе уже мысленно, у меня все еще обычный
сверхразум? Почему я все еще лишь неизмеримо сильнее всех людей, и даже
неизмеримо быстрее считаю, но от этого умнее не стал?..
Чувствуя, что от попытки взглянуть иначе недалеко и до
настоящего безумия, вскочил, одним прыжком по высокой дуге в триста метров
оказался на берегу, волны накатывают на ступни, приятно охлаждают пальцы, что
едва не зашипели. Еще прыжок, очутился в воде, поплавал, не выходя из
человеческой личины, наконец вылез на берег и рухнул, измученный, на мокрый
песок. Ни фига, сказал себе словами Мрака, не может такого быть, чтобы природа
не предусмотрела и такой опасный вариант. Природа, она такая сволочь, оставляет
лазейки для всякого, разного. Говорят же, что гения от сумасшедшего отличает
только степень безумия. И что безумцы могут видеть мир иначе.
Он зябко передернул плечами, по спине пробежала рябь, снова
превращая спину то в металлическую с шипами, то в белесое желе с торчащими
волосками, то в простую кожу, покрытую пупырышками.
— Только самому не стать бы таким, — пробормотал
вслух. — Кто знает, можно ли в сумасшествие войти, а потом выйти. Это не
алмазные когти отрастить… И в то же самое время, если бы я тогда не рискнул
посмотреть иначе, я бы не стал таким, не колотился бы лбом в эту очередную
незримую для других стену.