На веранде широкий стол, где ждут бутылки с прохладительными
напитками, широкие вазы с гроздьями отборного винограда, сочные фрукты,
названия которых Олег не знал: чуть ли не каждый день на рынке появляются
десятки новых модов, правозащитники охрипли с протестами, но локомотив
прогресса лишь набирает скорость. Похоже, в меню скоро не останется продуктов,
которые вот так, от земли, без сдвинутых в нужную человеку сторону генов.
Он отодвинул для Виктории кресло, она села, он придвинул,
напоминая себе, как это делается, глупость какая, но почему-то важная, сам сел
и благовоспитанно посмотрел на нее.
— Соку?.. Виноград местный, в каждой виноградине — рай,
как говорит Мрак…
Виктория сидела в легком плетеном кресле, свободно
откинувшись на спинку, красиво очерченная грудь смотрит прямо на заходящее
солнце, заострившиеся на свежем воздухе кончики стали такого же пурпурного
цвета, как и усталое светило. Она поглядывала на море благосклонно, с
благожелательным интересом, но без особого восторга, хотя ее белая как снег
кожа выдает кабинетного ученого, еще неизвестно, умеет ли ее хозяйка плавать
где-то, помимо ванны.
— Мы подошли, — проговорил Олег, — к самой
большой революции в истории человечества. И приставки или, которые начали было
употреблять со словами, теперь можно применять абсолютно ко всему. Вплоть до самого
человека то есть. Сейчас это человек, а завтра будет уже зачеловек.
Она спокойно улыбнулась, он взглянул остро, Виктория ничуть
не взволнована скорым исчезновением человечества, напротив, жаждет перехода в
зачеловечность. Да она уже и начала этот переход: чипы в теле, биодатчики,
компьютер, посылающий изображение прямо на сетчатку глаза. А он ей пообещал
устроить вживление чипа, что будет посылать сигналы прямо в мозг… Или еще не
обещал? Да, намекнул, теперь не отвертишься.
Олегу на миг стало не по себе, но напомнил: а сам кто, давно
не смотрелся в зеркало?
— Ладно, — сказал он, — проблема в том, что
прогресс ускорился настолько, что можем прийти к уже созданной машине, не зная,
как ею пользоваться. Это не трусость, хотя я, конечно же, трус и перестраховщик…
но сейчас мощности очень уж велики. Мы не замечаем, что пришли к тому обществу,
которое в России называли коммунизмом, эллины — золотым веком, иудеи — раем на
земле, а Платон, Гегель, Кампанелла, Мор, Маркс — идеально устроенным
государством. Конечно, не идеальное, но оно наконец-то становится едино для
всех на планете, впервые прекращается социальная борьба. Она заметила вежливо:
— Но пришел БТМ, абиотическая реальность как новая
среда обитания…
Олег поперхнулся:
— . Что за БТМ? БТР знаю…
Она тонко улыбнулась:
— Не сомневаюсь, что БТР знаете лучше. А БТМ — это
бесприродный технический мир. Простите, термин пока еще для узкого круга, но…
— Это вы простите, — сказал он досадливо, — я
должен был знать!
— Простите…
— Должен был, должен, — отвел он ее защиту, —
именно я должен. Но если даже пропустил, то, как видите, какая лавина
обрушилась! Да, вы правы, возникла мегамашина, человек превратился в элемент,
так называемый человеческий фактор, самый, надо признаться, капризный и часто
ломаемый. Но эту среду, или, как говорили в старину, творит человек, а он может
натворить такое! Примеры уже есть, есть…
Она покачала головой, серые глаза смотрели с сочувствием, но
твердо. Он вдруг взглянул на себя и нее со стороны, глазами человека, это же
бред: сидят на берегу молодой мужчина и молодая женщина, она обнажена до пояса,
все гормоны у нее в порядке, как и у него, и вот вместо того, чтобы тут же
трахаться, трахаться, трахаться: на столе, на полу, на кухне, на лестнице, они
ведут длинные занудные разговоры!
Он криво усмехнулся, Виктория тут же заметила,
насторожилась:
— Я что-то сказала не так?
— Это я говорю не то, — ответил он
поспешно. — Простите… Просто подумал…
Она встретила его взгляд, кивнула:
— А, вы об этом… Хорошо, как только у вас возникнет
желание, как хотите и где хотите. Просто, когда перед нами шикарный торт,
как-то не тянет на черствую горбушку хлеба.
Он поперхнулся, переспросил, не веря:
— Такие вот разговоры для вас…
— Торт, — закончила она фразу. — Роскошный
торт. А секс — горбушка хлеба. Черствого. Даже заплесневелого. Когда нечем
более интересным заняться, почему нет? Но я сейчас наслаждаюсь гораздо больше,
Олег. Честно. Впервые передо мной человек, который не прикидывает, какова я в
постели… Да такова, как и все женщины! Все осваивали это дело по одним
учебникам. Но если брать выше пояса, мы уже разные. Одни — клухи, другие —
домохозяйки, третьи — любящие матери, четвертые — бизнес-вуменши, а я вот
принадлежу к классу помешанных на высоких технологиях… Меня постоянно упрекают
за увлечение БТМ. Я не верю в ноосферу, как наивно верили мыслители прошлого
века, ибо на смену обществу пришел технос. В техносе отношения между людьми
становятся технологическими, я не вижу в этом ничего дурного. Уже уходят такие
важные регуляторы отношений, как чувства, обычаи, вера, религия, пристрастия,
добро и зло… Во главе угла становится смысл, разве это плохо? К примеру, армия
перешла на контрактную основу, а это значит, что идея патриотизма и священного
долга перед Родиной уходит в прошлое. Все проблемы решаются с позиций разума,
разве это плохо?
С конским топотом на веранду выбежали Красотка и Бандитка.
За ними спешил щенок, падал от усердия, вскакивал и бежал на растопыренных
ножках.
Олег погладил обеих, почесал, обе с восторгом умчались
сообщать Мраку, что отыскали, вот след руки Великого Бога-человека, а
измученный таким долгим бегом щенок остался, взвизгнул.
Виктория протянула руки:
— Иди ко мне, маленький! Иди ко мне, тепленький… Щенок
охотно подал лапку, она засмеялась и взяла его на руки. Щенок успел лизнуть ее
в нос, прежде чем уложила на колени.
Олег в затруднении смолчал. Вроде бы всю очень не короткую
жизнь именно этого и добивался: чтобы все по разуму, но вот сейчас, когда пора
перешагивать порог, стало совсем страшно. Как жить в обществе без скреп
культуры, а это значит — без чувства вины, совести, долга, отклика на страдания
другого? Уже сейчас система жизни практически исключает требования морали,
религии, а взамен выдвигает только богатство, успех и здоровье. Справедливость,
честь, достоинство, любовь к Родине, природе или женщине — пережиток. Да и
вообще вся культура — пережиток.
— Да, — сказал он медленно, — я заметил,
когда говорят о духовности, то лишь как о наследии, а к слову обязательно
прилагается эпитет, дабы не спутать с настоящей: масс, техно, панк и прочими…
Но в той культуре, что теперь уже уходящая, воплощались духовно-ценностные
способы регулирования социальных отношений. Я просто еще не знаю, чем будет
регулироваться в эпоху информации и технологий. Но чем-то должно же
регулироваться?
