Она заставила себя выдавить улыбку, ненавидя за фальшь,
проворковала:
— Какая прелестная морская звезда!.. Смотрите, у нее
такие красивые лучи…
Он оглянулся, помедлил, махнул рукой. Голос ворвался в ее
череп раздосадованный, словно у человека, который потерпел поражение, несмотря
на все усилия:
— Ладно, Виктория, я вижу, что у нас пошли объяснения
слепого глухому. Вы в таком же восторге от этих красот, что и я. Я, дурак,
рассказываю про эти руины, а вы поддакиваете, вежливость, понимаешь.
Она призналась честно:
— Олег, это не вежливость, а заискивание!..
— Почему? — спросил он тупо. Она сказала чуточку
рассерженно:
— Вы в самом деле настолько, настолько… когда касается
человеческих чувств? Я вас боюсь, но отчаянно стараюсь понравиться, чтобы и
дальше использовали меня как морскую свинку. Или как дрозофилу. Теперь понятно?
Он остановился с глыбой мрамора в руках, что должна бы
вдавить его в песчаное морское дно целиком, но обломок казался невесомым, а
Олег стоит как будто на металлической плите. Вид у него обескураженный,
замедленно оттолкнул глыбу, словно футболист, выбрасывающий обеими руками мяч
из-за кромки поля, глыба поплыла по дуге вверх и в сторону, а он шагнул к
Виктории. Снова она не заметила в нем ни малейших признаков того, что он под
водой, разве что волосы развеваются красиво, сейчас на глубине темные, а
вообще-то, подумала она безотчетно, это красиво, словно горит костер в ночи,
уже не оранжевый, а почти багровый…
— Ладно, — сказал он, — небольшой круг над
руинами, и наверх.
Ей показалось, что за пояс ее захватила лапа подъемного
крана, в следующее мгновение дно рванулось и понеслось, убегая за спину, а они
мчались на высоте метров пяти, вода стала плотной, как бетон, но лишь на миг,
тут же Виктории почудилось, что вокруг нее образовался водяной пузырь, давление
исчезло, осталось только ощущение скорости.
Внизу, подсвеченные мощным фонарем, из полутьмы выныривали
руины. Вряд ли это вся Атлантида, слишком небольшое местечко, но город когда-то
был большой, богатый, красивый. Олег показывал на обломки мраморных плит,
Виктория поддакивала, что да, очень интересно, неужели правда, ах как красиво,
но череп долбила завистливая мысль: ну как, как он под водой без всяких
аквалангов, искусственных жабр, компенсационных баллонов, фильтров? Какая
все-таки это ерунда, развалины, кому они нужны, все это прошлое, а вот без
акваланга в воду — будущее!
Олег чему-то засмеялся, хоть и невесело, пузырь исчез, они
остановились, Олег сказал на радиоволне:
— Поднимемся, что-то мне не нравится эта шхуна…
— Какая шхуна?
— Да почти над нами.
Они поднимались быстро, но не быстрее пузырьков воздуха из
аппарата Виктории, чтобы не повредить ей легкие, ласты на ногах стали совсем
тяжелыми, все старалась держаться с Олегом, а то и опередить, не желая показать
унизительную женскую слабость, хотя, если честно, какой чемпион мира смог бы с
ним соревноваться, глупо, но она изо всех сил двигала ногами, вода быстро
светлела, появились краски, а высоко вверху появилось темное продолговатое
пятно.
Олег вынырнул метрах в двух от шхуны, обычная рыбацкая,
разве что загаженная настолько, будто выплыла из Средневековья, когда не знали
бытовых служб, не мылись всю жизнь, а помои и нечистоты выливали из окон на
улицу. Отвратительный запах достиг ноздрей, а едва вскарабкались на борт,
шибанул с такой силой, что Виктория ощутила дурноту.
Грязная палуба покрыта рыбьей чешуей и внутренностями,
отрезанными головами, кое-где рыбины забились в щели и вяло трепыхаются,
засыпая. Виктория по останкам узнала два вида рыб, занесенных в Красную книгу,
ловить запрещено, а Олег поднял одну такую, она слабо шевельнула хвостом в его
ладони, бросил за борт.
Из носовой кабины поднимается тошнотворная струя запаха
подгорелого масла, уже много раз использованного, и жареной рыбы. Донесся
пьяный смех. Олег крикнул громко:
— Эй, есть кто-нибудь?..
Смех раздался громче, внизу с визгом распахнулась дверь,
вышел очень худой подросток, грудь впалая, ребра торчат под кожей, но живот
выпирает, как у беременной бабы. Одной рукой придерживался за косяк, в другой
бутылка виски, уставился в непрошеных гостей и спросил хриплым пьяным голосом,
перемежая речь грязным матом:
— Какого… и кто… это наш катер… и чо?
Олег смолчал, уступая инициативу Виктории, она вскрикнула с
возмущением:
— Вы ловите рыбу, которой почти не осталось на планете!
Это запрещено!..
Она прервалась, снизу донесся тихий жалобный плач,
безнадежный, детский. Олег насторожился, в плаче чувствуется сильнейшая
усталость, словно силы уже на исходе. Виктория женским чутьем тоже поняла,
спросила резко:
— На этом судне есть взрослые? Подросток ответил нагло:
— А ты чо… тебе больше всех надо… сука…
Олег шагнул вперед, хлестнула пощечина. Из разбитых губ парня
брызнула кровь.
— Мы не полиция, — предупредил Олег. —
Зачитывать права не будем. Не понравишься, сразу за борт. С камнем на шее,
понял?
Парень вздрогнул, вытер кровь тыльной стороной ладони,
ответил пугливо, чуточку протрезвев:
— Есть отец… Но он ужрался, там внизу спит. А мы с
сеструхой поймали рыбки… сейчас жарим и… сами жаримся.
Виктория переспросила:
— Жаримся? Как это?
Олег пояснил с каменным лицом:
— Трахаются. Так говорят в этом регионе.
Она поморщилась только на миг, спросила резко: — Кто плачет?
Парень заколебался, Олег выразительно сжал пальцы в кулак, и
парень сказал быстро:
— Младшая сестренка.
— Что с нею?
— Болеет, — ответил он неохотно.
Виктория спросила:
— Чем?
Он сдвинул плечами.
— А кто знает? Болеет, и все. Нас было девять, я старший…
шестеро умерли.
Виктория, не говоря ни слова, быстро спустилась вниз.
Парень, уже не страшась Олега, хоть тот и разбил ему рот, поспешно поднес к
губам бутылку виски, жадно припал к горлышку. Огромный кадык несколько раз
дернулся, послышалось бульканье. Оторвавшись с немалым облегчением, жестом
предложил приложиться Олегу, тот с непроницаемым видом покачал головой. Похоже,
принимает Викторию за знатную даму, а Олега за телохранителя, хорошо, пусть так
и будет.
Через несколько минут Виктория поднялась на палубу, держа в
руках ребенка лет пяти, девочку, жалобную, исхудавшую. Такими по телевидению
показывали умирающих от истощения ангольских беженцев. Руки и ноги кажутся
тонкими палочками, коленные и локтевые суставы непомерно вздуты, как утолщения
на стеблях бамбука, ребра выпирают, все тело покрыто отвратительной красной
сыпью, а на лице еще и язвы. К гноящимся глазам то и дело пристраиваются мухи,
Виктория отмахивалась от них с раздражением и злостью.
