Мрак покачал головой:
— Здорово. За это ухватятся все кинозвезды. Ладно,
тогда я в самом деле должен срочно лететь в институт, убедить ребят провести
лечение этого чертова Ганса… Вот уж не думал, что буду его лечить, вместо того
чтобы прибить! Но, постой, если эта штука в единственном экземпляре…
Он умолк, Олег кивнул, глаза стали серьезными.
— И, кроме того, она стоит баснословно дорого. Так что
ты должен иметь хорошие доводы. К примеру, обеспечить их финансированием
впятеро большим. Привлечь к их разработкам богатых инвесторов, тех же стареющих
кинозвезд и миллиардеров, это будет хорошее прикрытие, чтобы без проблем
подкидывать этим ученым нужные средства.
Глава 11
Мрак исчез, в комнату вошла Виктория, огляделась.
— Мне показалось, что слышала голос Мрака…
— Почудилось, — заверил Олег. — Он отбыл по
очень срочному делу. Но если важно, с ним можно связаться.
Она покачала головой.
— Нет-нет, у меня вопросы к тебе. Все-таки ты — научный
руководитель, верно?
— А Мрак — администратор, — ответил Олег
серьезно. — Так что разрешение все равно надо будет просить у него. А что
у тебя за проблемы: горячая вода в душе отключилась?
— Душ у вас чудесный, — заверила Виктория. —
И вообще я визжу, как Тигги… правда, молча визжу. Телевизоры включаю и
выключаю, в Сеть вхожу по желанию без всяких дивайсов… На сколько этого чипа
хватит?
— Вечен, — заверил Олег.
— А батарейки?
— Никаких батареек, — сказал он. — Заряжается
от тепла твоего тела.
— Какое счастье, — выдохнула она. — Какой
прыжок в будущее…
Он кивнул, не сводя с нее взгляда. Ярая технофилка, но, как
показал случай с рыбацкой шхуной, не без человечности. Однако хватит ли ее,
этой человечности… Прогресс за счет природы шел до двадцатого века, а теперь
уже за счет человека, человечности и культуры. Но если с появлением человека
все низшие формы жизни не исчезли, а продолжают существовать и даже
сосуществовать, так же, по идее — если все пойдет правильно! — смогут
сосуществовать и многие формы разума, начиная от самого примитивного, низшего,
то есть человеческого, и через всякого рода искусственные и полуискусственные
интеллекты до тех высот, которые сейчас невозможно представить даже смутно.
Многое уже упущено, подумал он с тоской, технологический
прогресс нарастает очень уж стремительно, но все же надо стараться успеть
заложить в будущее сознание зачеловеков новые базы сосуществования с
дочеловеками. Дело не только в примитивной жалости или даже благодарности к
предкам, благодаря которым удалось докарабкаться до таких вершин, но и… так, на
всякий случай. Человечество уже доказало свою выживаемость. А с зачеловеками
еще неизвестно как обернется. Вдруг да какая-то чума их всех скосит? Или сами
массово покончат с собой?
Виктория подошла сзади, он не вздрогнул, когда она положила
ладонь на его плечо, но тело словно бы чуточку напряглось, она ощущала налитое
силой мясо, тугие мышцы, горячие и плотные.
— О чем хмуришь брови, сопишь так тяжело, словно тащишь
камень на гору?
Он сказал отстраненным голосом:
— Наверное, надо сказать какой-нибудь комплимент? Она
фыркнула:
— Буду серьезно разочарована.
— А если скажу, что обкатываю идею воскрешения предков?
Тех, кто похоронен на кладбищах, в том числе и уже стертых с лица земли, кто
сожжен в крематориях?
Она сказала с легким смешком:
— Это больше похоже на тебя. Тебя обнимает молодая
красивая женщина, а ты… Нет-нет, ты именно таким мне и нравишься. Понятно же,
что мне больше нравятся мужчины, задумывающиеся о таких вещах, чем щеголи, что
сразу начинают говорить, какие у меня длинные фотомодельные ноги и красивая
грудь.
— Спасибо, — пробормотал он. Она сказала уже
другим тоном:
— Воскрешать тех, кто похоронен, еще могу понять, но
как воскрешать… хотя такое безумно сложно даже теоретически… сожженных?
— Их тоже можно, — ответил он, — хоть и
намного труднее. Да, намного. Но вот само воскрешение… Что ты о нем думаешь?
Она собиралась отшутиться, но за простым вопросом ощутилась
некая подоплека, пришлось настроиться на самый серьезный лад, не легкомысленная
Тигги, собралась с мыслями, это же Олег, даже в женщинах ценит ум, а не длину
ног, ответила медленно, подбирая слова:
— Сказать трудно… В прошлые годы, когда это было всего
лишь фантазией, всяк бы сказал, что да, воскресить всех надо! Всех —
обязательно, это наш дочерний, сыновний и вообще долг. И все так говорили.
Почему не говорить, когда выглядишь от таких речей красивым и благородным? Но
сейчас, когда такая возможность все ближе и ближе, оптимисты трезвеют.
Возникает вопрос, который раньше не возникал: а оно нам надо? Или по-другому: а
кому это надо?.. Если не собираемся брать с собой миллиарды простых человеков,
что даже сейчас не хотят ни учиться, ни работать, а живут на пособие, то что
делать с теми допотопными?.. Если эти, современные, уже нам чужие, то как
насчет воскрешенного человека девятнадцатого века?.. Он еще больше чужой, но
придется с ним нянчиться. Даже если воскресим самых лучших, все равно… скажи, если
воскресим Пушкина, то будем создавать для него привычное имение и крепостных,
чтобы мужиков мог пороть, а девок насиловать по праву барина?
Он в затруднении помолчал, развел руками. Она смотрела с
грустной насмешкой, при всей мощи сейчас показался потерянным ребенком с жезлом
всемогущества в руке.
— Но как же… — прошептал он невесело.
— Не знаю, — ответила она с грустью в
голосе. — Одно понятно, им в нашей жизни делать нечего. То были прекрасные
мечты, но… мечты прошлого поколения. На самом деле мы сможем сделать для них
разве что заповедник. Размером с континент или большой остров, вроде Австралии.
Сами уйдем, понятно, нам все планеты и все миры доступны, а им оставим Землю.
На одном континенте будут жить люди одной эпохи, на другой — другой. А люди древних
эпох — вместе, так как что в Древнем Египте, что в Элладе, что в Древнем Риме —
везде жизнь была одинаковой, разница в тысячу-другую лет совсем незаметна. А
вот эпоха пороха — отдельно, нарезное оружие — отдельно… Знаешь, Олег, думаешь,
я не хочу воскресить свою бабушку? А я помню еще и прабабушку, великая женщина,
но для меня в памяти только ее теплые и ласковые руки!.. Я бы навещала ее в
резервации… которая, конечно, не резервация, а хороший благоустроенный дом
вечного отдыха, курорт, заслуженный покой… И пусть она видит, что я ее люблю,
помню, что если раньше она обо мне заботилась, то теперь я о ней…
Голос прервался, она умолкла, Олегу почудилось, что в
строгих серых глазах заблестела влага.
— Спасибо, — сказал он с неловкостью. Она в
некотором смущении пожала плечами.