Наиболее распространенной практикой промоушена таких компаний было привлечение членов парламента или пэров Англии в качестве свадебных генералов. Высокопоставленных и знатных лиц обычно делали членами советов директоров. Члены парламента сидели и в советах директоров компаний, намеревавшихся вести бизнес в Латинской Америке. Два графа и один член парламента входили в совет директоров Colombian Pearl Fishery Association – компании, созданной с целью поиска жемчуга в Тихом океане; герцог Веллингтонский и герцог Йоркский были членами совета директоров American Colonial Steam Navigation Company, а сам премьер-министр и три члена его кабинета согласились стать директорами в компании, которая собиралась инвестировать 1 млн фунтов в разведение шелковицы в Англии, что было заведомо обречено на неуспех из-за неподходящего климата.
Обсуждалось введение законодательства, ограничивающего спекуляцию. Даже вспомнили об «Указе о пузырях» 1720 года, который с того времени фактически не применялся. Но в итоге ничего сделано не было. «Теоретические обоснования» предлагались такие: человеческие безумие и глупость не должны законодательно регулироваться (иными словами, человек имеет право на глупость – вполне демократический подход, борьба за права человека. – Е.Ч.); надежды тех, кто вовлекся в спекуляцию, сами рано или поздно растворятся в воздухе, а инициаторы схем останутся с одним разочарованием (не совсем так – можно успеть собрать и денег тоже. – Е.Ч.); непонятно, как парламент мог бы вмешаться (еще бы, ведь многие получают деньги в таких компаниях – Е.Ч.).
Всего в 1824–1825 годах было создано 264 новые компании. Совокупные заявленные инвестиции за январь 1825 года, пиковый месяц лихорадки, составили 327 млн фунтов, было произведено около 70 IPO подобных компаний, из них пять – железных дорог; но это отдельная история. Только одна из этих компаний пережила панику 1827 года [Smith 1848, p. 19].
Спекуляции сырьем, акциями и облигациями продолжались несколько месяцев, но весной 1825 года эйфория начала утихать. Некоторые латиноамериканские облигации падают в цене. Акции самой громкой из компаний, добывающих металлы, – Real del Monte – сваливаются с 1550 фунтов до 200 (цена размещения составляла 400). В среднем глубина падения цен на акции составила 80%, а некоторые упали до нуля.
Как уже упоминалось выше, с конца XVIII века в Англии обращались бумажные деньги, но в 1819 году, после победы над Наполеоном, страна вернулась к золотому стандарту. Однако в силу нехватки металла некоторым банкам было разрешено печатать необеспеченные золотом банкноты вплоть до 1832 года. Это была одна из причин инфляции активов во время бума (то есть рост цен на активы в реальном выражении был ниже номинального) – банки печатали больше банкнот и предоставляли кредиты рыночным спекулянтам. Когда рынок зашатался, кредитование умерло. Население поняло, что банки уязвимы, и начало изымать вклады. Некоторые банки подверглись набегам вкладчиков, 70 обанкротились. Не избежал набега и Банк Англии, чьи золотые резервы упали ниже 1 млн фунтов. Экономика встала. Лавки ломились от товаров, еда была в изобилии, но иссох кредит. Всюду принимались только золотые деньги. А золота для обслуживания товарного обращения не хватало, вопреки тому что латиноамериканские страны сулили золотые горы. Страна находилась буквально в двух шагах от перехода на бартер.
Помогли чрезвычайные меры. Банку Англии разрешили спешно выпустить в обращение банкноты мелкого номинала (раньше это было запрещено), которые были найдены на складе. Монетный двор заработал на полную мощность и штамповал 150 тыс. монет в день. Натан Ротшильд доставил 300 золотых соверенов из Франции. Денежное обращение было восстановлено, Банк Англии избежал банкротства (напомним, что это частный банк) и стал принимать банкноты и векселя наиболее надежных банков и купцов.
В 1826 году страна находилась в тяжелой депрессии. Производство падало, рабочие эмигрировали, причем эмиграция поощрялась самим государством. В Норвиче начались выступления ткачей. Акции Real del Monte понизились еще больше – до 115 фунтов, Bolivar Mining Association, которая предполагала добывать медь на землях, принадлежавших самому Симону Боливару, упала в цене с 28 до 1 фунта.
Крах рынка компаний, добывавших металлы, случился во многом из-за выхода в свет в начале 1826 года материалов некого капитана Хида, служившего главным инженером Rio Plata Mining Association. Компания, в которой он работал, в инвестиционном проспекте уверяла, что на ее концессионной территории в Латинской Америке золото имеется в таких количествах, что его нужно «только отмыть от глины». Хид же говорил о том, что дела обстоят отнюдь не так. Законность получения большинства концессий оспаривается, всюду используется рабский труд, британские технологии в условиях Латинской Америки неприменимы, местное испаноязычное население не понимает, что такое договор и что время имеет ценность. Крах добывающих компаний связан с непониманием англичанами тех стран, которые явились объектом спекуляции.
1825–1827 годы можно считать дном финансового кризиса, во время которого активность на фондовых рынках замерла. Но по историческим меркам до нового бума было недалеко – всего 20 лет.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ МАНИЯ
В 1820 годах был изобретен первый паровой двигатель. Это изобретение было встречено со скептицизмом и беспокойством. Сначала думали, что локомотивы распугают мирно пасущихся коров, которые перестанут давать молоко, и кур – они перестанут нести яйца; дым от паровоза отравит всех птиц в округе, а скорость движения поезда – аж 15 миль в час – разорвет на части пассажиров. Оппозиция железным дорогам существовала в лице собственников каналов – их прямых конкурентов – и владельцев поместий, которые не хотели, чтобы сельская тишина была нарушена. Когда был предложен проект Большой западной дороги, которая должна была связать Лондон с западом страны, университеты в Оксфорде и Итоне выступили против. Но инвестиционная лихорадка не заставила себя ждать. Уже в 1825 году была открыта первая железная дорога Stockton&Darlington. Вскоре было подписано шесть парламентских указов, разрешающих строительство новых железнодорожных линий. Но как мы помним из рассказа о латиноамериканской лихорадке, в 1825 году в стране разразился кризис, и страсти по железным дорогам тоже временно поутихли.
В 1831 году было открыто железнодорожное сообщение между Ливерпулем и Манчестером и пришло окончательное понимание того, что поезд предпочтительнее лошадиной тяги. Liverpool&Manchester Railway объявила 10%-ные дивиденды, и ее акции удвоились в цене. Как объясняет Артур Смит (Arthur Smith), который проанализировал железнодорожный пузырь по горячим следам (его книга «Пузырь века, или Ошибки инвестиций в железные дороги…» – «The Bubble of the Age or the Fallacies of Railway Investments, Railway Accounts and Railway Dividends» – вышла в 1848 году), компании старались выплачивать дивиденды, потому что это приводило к росту котировок, бумаги начинали торговаться с премией. По этой причине многие установили бы дивиденды в размере и 20, и 30, и 50% от цены акций, лишь бы вздуть цену. Однако в то время выплаты дивидендов были ограничены 10% собственного капитала, при этом было запрещено выплачивать дивиденды не из прибыли – за счет самого капитала. Многие исследователи пишут об этом 10%-ном ограничении на дивиденды, не вдаваясь в подробности; но, как мне стало понятно из книги Левина [Lewin 1968], оно распространяется на полугодовые выплаты. Получается, что за год можно выплачивать до 20% – это очень много. Кстати, данные приведенной ниже таблицы противоречат мнению Смита о том, что дай только компаниям волю, они стали бы выплачивать и 20-, и 30-, и 50%-ные дивиденды. Как видно из таблицы, лишь одна компания (о ней мы поговорим подробнее ниже) платила по верхней разрешенной границе. Что это, опять переоценка «пузыристости» событий?
