Подтолкнул его к этой мысли тот самый металлический ящик без дверки — тайник из кузни Василия Зябрина. В склепе легко спрятать такой ящик — разобрать часть кладки и встроить туда. Его и не видно будет, а уж открыть, не зная секрета, вообще невозможно. Потом он сумеет сообщить Кущинским о тайнике. Часть подарит им, а основную долю оставленных сокровищ постарается забрать позже. В благородстве Кущинских Адам не сомневался.
Глава 26
Якуб снова достал телефон. Он пока не разрядился. Шел уже одиннадцатый час. Поздний вечер, они прошагали по подземелью весь день! Связи по-прежнему не было, но Якуб уже и не надеялся, что телефон с кем-то соединит. Лишь бы фонарик работал, и еще чтобы время показывал. В темноте не знать времени совсем плохо.
Ладно, действовать, искать выход они начнут после отдыха. Сейчас нужно хоть немного поспать. Андрей сидел молча, прислонившись к стене. Дышал тяжело, с хрипом. Кажется, близость захоронений действовала на него не лучшим образом. Лучше расположиться на ночь в коридоре. Парень сильно простыл, еще бы, несколько часов в сыром колодце. Да и здесь не жарко. А лечить нечем. Лишь бы не началось воспаление легких — только об этом думал сейчас Якуб.
Разостлали куртку и пустой рюкзак, все же лучше, чем прямо на камнях. Кроссовки поставили рядом, пусть досыхают. Чаю, уже холодного, выпили по чуть-чуть: воду приходилось беречь. На завтра еще осталось, но мало, на донышке термоса. Сыр с бутербродов съели, до утра может испортиться. Хлеб оставили на завтра. Слава богу, хоть крыс не видно.
Андрей не мог заснуть. Его познабливало, болело горло, было тяжело дышать. И просто слишком многое ему пришлось пережить за последние сутки.
— Якуб, — сказал он нарочно тихо. Если спит, то и пусть спит. — Я же в колодец сам прыгнул. Прошлой ночью. Часа четыре, значит, там лежал один — а казалось, что очень долго.
Якуб отозвался сразу:
— Я уже понял. Потому что Сашку убили. — И после небольшой паузы продолжил: — А от меня жена ушла. Мы тридцать лет прожили, я был уверен, что между нами полное взаимопонимание. Мы же правда понимали друг друга почти без слов. Моя фирма обанкротилась, теперь уже до конца жизни нам так жить, бедно. Вот она и не выдержала. Ушла к обеспеченному мужчине, с домом, с хорошим положением. Дети-то у нас взрослые, самостоятельные уже.
— Из-за того, что у тебя нет денег, ушла? Как же ты говоришь: близкие люди? Мы с Сашкой никогда не бросили бы друг друга в беде.
— Выходит, я ошибался, когда думал, что близкие. Вот видишь, ты сразу самую суть ухватил. Так и есть. А я ведь думал, что из-за денег переменились отношения — потому что я не сумел сохранить прежний уровень жизни. Что раньше она меня понимала… Только теперь, сегодня вот, до меня дошло, что все сложнее. Я ведь математик, все рассчитываю. Значит, неправильно рассчитал. Не в деньгах дело, ты прав. Пока все было хорошо, пока перспективы какие-то просматривались, понимаешь, незаметно было, что я ей чужой человек. Я, когда разорились, о ней очень беспокоился, что ей станет хуже жить. О себе не думал, только о ней. И она тоже только о себе.
— Ты математик? Учитель? — удивился Андрей. — А я по математике в классе лучше всех был! Бабушка очень радовалась! Потом ушел из школы, правда. Шесть классов только проучился. Но меня и из седьмого класса ребята иногда просили задачи решить, и я решал. Я наперед в учебнике все задачи решал, мне нравилось.
— Нет, я не совсем учитель. Просто математик был, в университете преподавал. Недолго совсем — пять лет. А потом еще десять лет в Америке был программистом. — Почему парень бросил школу, Якуб не стал спрашивать, и так примерно ясно. Вместо этого сказал: — А вот давай задачки решать.
Он помнил, какие задачки решали с сыном, не так давно это было.
Андрей в самом деле легко схватывал, многое помнил из школы. Соображал хорошо. Минут сорок они решали задачки. Якуб был рад, что парень отвлекся от тяжелых мыслей, успокоился. Потом Андрея, не спавшего уже двое суток, сморил сон. Во сне он всхлипывал, дыхание стало еще более хриплым, затрудненным.
Якуб включил фонарик, посмотрел на него: бледный, прикрытые веки синие, ввалившиеся… Попытался укрыть спящего краем куртки, на которой они лежали. Край был мал, не подворачивался, тогда Якуб, вытащив из-под себя куртку, все же укутал больному ноги. Сам свернулся рядом на камнях, прижался к Андрею, под бок засунул рюкзак: самому заболеть тоже никак нельзя.
Ох, как бы он совсем не расхворался. Кажется, воспаление легких начинается. А если хуже станет, что делать? И лекарств никаких. Воды и съестных припасов тоже только на утро — чая пару глотков и по два куска батона. Удастся ли им выйти отсюда? И как лечить Андрея, если расхворается всерьез?
Он обнял Андрея за плечи, попытался согреть своим телом. Андрюха дышал все так же неровно, с сиплыми присвистами, но всхлипывать перестал. Рот он во сне широко открыл, при каждом вздохе худенькие ребра мучительно вздрагивали. Жара, кажется, не было. Якуба это обнадежило — все ж парень молодой, может, и сам справится. Если завтра они сумеют отсюда выбраться, все будет хорошо. «Я должен найти выход, я обязательно выйду и вытащу его», — внушал себе Якуб. Фонарик он выключил: свет тоже надо беречь.
Ему не спалось, одолевали воспоминания. Как, в сущности, странно все, что произошло с ним. Может ли быть, чтобы фатум, который всегда вел его, — он верил в фатум! — направил его именно сюда, в этот город, в это подземелье?
Якуб другими глазами увидел свою жизнь в последние месяцы. Как улетел в Россию из Лос-Анджелеса, а еще раньше как шел мимо вокзала в Сиэтле и вдруг понял: надо ехать в Смоленск, это единственное, что спасет. Как искал в Интернете сведения о судьбе Кущинских, о Маше Макаровой, Алексее Евлампиеве… Конечно, идея поехать в Смоленск и найти сокровища прапрапрадеда пришла неожиданно, от отчаяния. Хотя историю Адама Заславского, участника наполеоновского похода, он знал еще ребенком.
Семья, в которой вырос Якуб, в далекие уже 1970-е, годы его детства и юности, жила в Варшаве. Отец Якуба преподавал математику в университете, мать была научным сотрудником в НИИ. Что происхождение отца непростое, мальчик знал с детства. Отец и дед рассказывали о древнем роде благородных рыцарей Заславских-Кущинских. «Когда-то род был большим, теперь связи утеряны, сохранилась только наша семья, — говорил отец. — Хотя почему только? В России, может, еще живы представители нашего рода. Только связь с ними потеряна очень давно, с XIX века».
Особенно нравилась Якубу история наполеоновского офицера Адама Заславского, которую любил рассказывать дед. Произошла она в давние времена, в начале XIX столетия. Конечно, ни отец, ни дед Якуба этого далекого предка видеть не могли. Однако дед часто с сожалением вспоминал о записках Адама, сгоревших вместе с квартирой Заславских во время последней войны. До войны дед эти записки перечитывал неоднократно. До самой смерти в 1978 году он хорошо их помнил, а некоторые страницы цитировал почти наизусть.
Для Якуба это были захватывающие приключения вроде приключений рыцаря Айвенго. Адам Заславский всю Европу прошел с Великой армией, всегда вел себя как храбрый воин, а в Смоленске даже спрятал клад, и чрезвычайно хитроумно.
