Перепалки и конфликты довольно скоро вновь возникнут: одному из детей не достанет радости, Кирстен отпустит несдержанную реплику в ответ на что-то безалаберное, что он учинит, он припомнит сложности, с какими сталкивается на работе, почувствует, что ему страшно, скучно, что он избалован и устал.
Никто не в силах предсказать конечную судьбу этой фотографии: как станут понимать ее в будущем, что будет искать зритель в их глазах. Станет ли она последней их совместной фотографией, сделанной всего за несколько часов до аварии на пути домой, или за месяц до того, как он узнает о любовном увлечении Кирстен, и она уйдет от него, или за год до того, как проявятся признаки болезни у Эстер? Или это фото будет попросту десятилетиями стоять в пыльной рамке в гостиной, дожидаясь, пока его мимоходом не подхватит Уильям, когда вернется домой, чтобы познакомить родителей со своей невестой?
Осведомленность Рабиха о неопределенности вынуждает его желать еще с большим жаром держаться на свету. Даже если на мгновение, и то имеет смысл. Он знает, как любить Кирстен, как набраться достаточной веры в самого себя, и как проявить сочувствие, и как быть терпеливым к детям. Только все это отчаянно хрупко. Ему прекрасно известно, что нет у него права называть себя счастливым человеком: он самый обычный человек, кому выпадает сейчас небольшая фаза довольства.
Очень немногое можно сделать совершенно – теперь он это знает. У него есть понимание того, сколько отваги требуется, чтобы вести даже совершенно заурядную жизнь вроде его собственной. Попробуй, чтобы все шло нормально, поддерживать свое устойчивое положение почти здравого человека, свою способность содержать семью, выживание своего брака и процветание детей – во всем этом ничуть не меньше возможностей проявить героизм, чем в каком-нибудь эпическом сказании. Вряд ли когда-нибудь его призовут послужить отечеству или сразиться с врагом, но мужество все же требуется и в его ограниченных владениях. Мужество не спасовать перед тревогой, не причинить вреда другим из-за разочарования, не ополчиться яростно на весь мир за надуманные раны, якобы ему бездумно нанесенные, не обезуметь и суметь более или менее посильным способом пройти через трудности супружеской жизни – это истинное мужество, это героизм совершенно особого свойства. На краткий миг на склоне шотландской горы под послеполуденным летним солнцем – и время от времени после этого – Рабих Хан ощущает, что ему (с Кирстен рядом) вполне хватило бы сил на все, что жизнь еще потребует от него.
