Но теперь все изменилось.
Он решает начать с Рода, который живет дальше всех. Он не шлет е-мейл, а оставляет голосовое сообщение на телефоне: он будет проезжать через Сарасоту, это связано с работой над проектом фильма, он ищет подходящее место для съемок, и не хочет ли Род пообедать вместе и повспоминать былые времена? Джек готов к отказу, но, к его удивлению, Род отвечает положительно.
Но они встречаются не в ресторане и не дома у Рода. Встреча происходит в унылом кафетерии буддистского хосписа, где теперь живет Род. Вокруг слоняются белые люди в оранжевых одеяниях; звенят колокольчики; вдали слышны песнопения.
Когда-то плотный Род сильно усох; кожа у него желто-серая, а сам он похож на пустую перчатку.
– Рак поджелудочной, – говорит он Джеку. – Это смертный приговор.
Джек говорит, что понятия не имел (это правда). Еще он выражает надежду – откуда только он берет все эти банальности?! – что духовные запросы Рода надлежащим образом удовлетворяются. Род отвечает, что он не буддист, но буддисты умеют обращаться со смертью, а поскольку он одинок, то какая разница, где жить, можно и тут.
Джек выражает соболезнования. Род говорит, что могло быть гораздо хуже и жаловаться ему не на что. Он пожил всласть – в том числе благодаря Джеку, у него хватило совести это добавить, – поскольку именно деньги от «Мертвой руки» позволили ему встать на ноги в самом начале.
Они сидят и смотрят в свои тарелки с вегетарианской едой, стандартной трапезой буддийского храма. Говорить больше особо не о чем.
Джек рад, что Рода в конце концов убивать не придется. Неужели он готов был зайти так далеко? Хватило бы у него духу? Скорее всего, нет. Он всегда относился к Роду хорошо. Неправда, он относился к нему плохо, но не настолько, чтобы его убивать – ни тогда, ни сейчас.
– Роланд – это на самом деле не ты, – говорит он. Хотя бы это он может сделать для несчастного умирающего, черт бы его побрал.
– Я знаю, – отвечает Род. Он бледно улыбается. Женщина средних лет в оранжевых одеждах наливает им зеленый чай. – Мы тогда весело жили, а? В том старом доме. То был век невинности.
– Да, – говорит Джек. – Мы весело жили.
С такого расстояния тогдашняя жизнь и правда кажется веселой. Веселье – это когда не знаешь, чем все закончится.
– Я должен тебе кое-что сказать, – говорит наконец Род. – Насчет твоей книги и того контракта.
– Не беспокойся об этом.
– Нет, слушай. Мы заключили сепаратную сделку.
– Сепаратную сделку? Как это?
– Мы трое. Если один из нас умрет, его или ее доля делится между двумя другими. Это Ирена придумала.
На нее похоже, думает Джек. Она всегда видела на метр вглубь.
– Понятно, – говорит он.
– Я знаю, что это нечестно, – продолжает Род. – По-хорошему, права должны были бы вернуться к тебе. Но Ирена очень разозлилась на то, что ты написал про Виолетту в книге. Она решила, что ты хотел ее уколоть. После того, как она, ну, столько для тебя сделала.
– Я не хотел ее уколоть, – говорит Джек. Еще одна полуложь. – А что случится, если вы все умрете?
– Тогда наши доли возвращаются к тебе. Ирена хотела, чтобы все отошло ее «почечным» фондам, но я уперся.
– Спасибо, – говорит Джек. Значит, выживший получает всё. Ну что ж, по крайней мере, теперь он знает, как обстоят дела. – Особое спасибо за то, что ты мне все рассказал.
Он трясет вялую руку Рода.
– Джек, это всего лишь деньги, – говорит Род. – Послушай меня. Когда подходишь к финишной черте, деньги не значат ничего. Оставь это.
Джаффри страшно рад весточке от Джека – во всяком случае, по его словам. Что за славные времена то были! Дни их юности! Веселье на всю катушку! Он как будто забыл, что часть тех дней провел, облапошивая Джека, но поскольку теперь он облапошивает широкие массы населения, тот мелкий инцидент с краплеными картами, должно быть, затерялся в общем шулерстве. А ведь Джаффри наверняка выстелил себе уютное гнездышко деньгами Джека.
Они на поле для гольфа, по предложению Джаффри. Сыграть раунд-другой, выпить пинту-другую пива, что может быть лучше? Джек ненавидит гольф, зато проигрывать умеет, и часто практикуется в этом: общение с режиссерами его фильмов весьма способствует.
Джаффри, однако, все продумал: поле для гольфа – идеальное место. Здесь можно разговаривать так, чтобы тебя не слышали, но ты все время на виду, так что Джек не может просто взять и вышибить клюшкой мозги старому пердуну незаметно для свидетелей. А Джаффри и правда стар: волосы, какие остались, поседели, спина сгорбилась, дряблый живот отвис. Джек и сам не скачет козленком, но все же он в гораздо лучшей форме.
Джаффри что-то болтает про кирпичный дом-трущобу, где они проводили столь беззаботные дни. Знает ли Джек, что теперь на доме висит мемориальная табличка? Увековечивает Джека и «Мертвую руку», подумать только! До чего удивительно, что теперь эта убогая книжонка, полная штампов, считается художественным произведением! Французы – ладно, у них и Джерри Льюис сойдет за гения, но все остальные? Сам Джаффри всегда считал «Мертвую руку» совершенно уморительной и не может не полагать, что Джек создавал ее именно с такими видами. Но правда ведь здорово, что она оказалась золотой жилой? Для всех заинтересованных лиц. Он хихикает и подмигивает.
– Ирена не считала, что это очень смешная книга, – говорит Джек. – Она на меня обозлилась. Решила, что я ее обманул. Она ждала, что я напишу «Войну и мир», а я в это время…
– Она прекрасно знала, о чем твоя книга, – говорит Джаффри с торжествующей ухмылкой – точно такой же, как в былые годы, когда он удачно осаживал противника в философской дискуссии. – Уже тогда знала, когда ты ее писал.
– Как? О чем ты? Я ей не говорил…
– Ирена жутко любопытна. Уж кому и знать, как не мне, я был на ней женат. К тому же у нее чутье. Я сходил от нее налево всего раз семь или восемь, максимум десять – и каждый раз она меня тут же раскалывала. С ней и в гольф играть чертовски тяжело. Она не дает сжульничать даже на дюйм.
– Не могла она знать, – говорит Джек. – Я всегда прятал рукопись.
– А ты думаешь, Ирена не подглядывала при любой возможности? Ты шел в сортир, она кидалась читать. Ни о чем другом и думать не могла. Хотела узнать, убьешь ли ты Виолетту. И к тому же она прекрасно понимала, что это будет шедевр, хотя и попса.
– Но она потом устроила мне скандал. Я не понимаю. – Джеку кажется, что у него мутится в голове. Может, это от солнца, он не привык так подолгу бывать на открытом воздухе. – Она порвала со мной из-за этой книги. Я предал свой подлинный литературный талант и все такое.
– Она не из-за этого с тобой порвала, – говорит Джеффри. – Она была в тебя влюблена. Ты не заметил? Она хотела, чтобы ты сделал ей предложение, хотела выйти замуж. Она очень консервативна. Но ты не пошел ей навстречу. И она чувствовала себя отвергнутой.
