Некоторые легально существовавшие сионистские организации, пытаясь протестовать против преследований, обращались в ЦК РКП(б). Неоднократно это делали руководители наиболее просоветской из них — Еврейской коммунистической рабочей партии Поалей Цион. В письме от 1 июля 1925 г. они обвиняли властные структуры в том, что «последнее время взят курс систематических преследований и удушения нашей деятельности… Материалы нашего центрального ежемесячного органа «Еврейская пролетарская мысль» — задерживаются Главлитом по нескольку месяцев… Редактирование наших материалов Главлитом носит характер либо полного запрещения, либо совершенно произвольного оперирования… искажающего мысль автора и его формулировку», «нашей Московской организации был также запрещен митинг 1 мая с. г. без всякого мотива», и делали вывод, что «такая система травли по отношению к другой легальной советской партии, которой не дается возможность не только дискутировать, но даже просто опровергать возводимую на нее ложь и клевету», вряд ли может считаться допустимой.
Комментируя по просьбе секретаря ЦК А. А. Андреева эту жалобу, г. г. Ягода и тогдашний зам. начальника Секретного отдела ОГПУ Я. С. Агранов, в частности, писали: «Партия Поапей Цион»… является мелкобуржуазной сионистской партией, маскирующей свою националистическую сущность марксистской фразеологией… Главной задачей ЕКРП ПЦ является активный палестинизм, стремление переброски евр[ейских] рабочих в Палестину для создания там национального центра… Считаем, что жалобы ЦК ЕКРП неосновательны. Советские органы относятся к ним гораздо более корректно и терпеливо, чем этого бы следовало… политика запрещения антикоммунистических произведений в изданиях ЕКРП ПЦ и других стеснении в области массовой работы в националистическом духе проводилась согласно директивы совещания при Орготделе ЦК РКП в прошлом году, в том смысле, что ЕКРП ПЦ ликвидировать не следует, но не нужно давать ей возможности широкого распространения».
Подобная позиция руководства ОГПУ не была особым секретом для членов сионистских организаций. Но, без сомнения, они очень бы удивились, узнав, что председатель ОГПУ Ф. Э. Дзержинский в данном вопросе имеет собственное мнение, весьма отличное от позиции ЦК РКП и своих подчиненных. Еще 15 марта 1924 г. Ф. Э. Дзержинский направил своим заместителям В. Р. Менжинскому и г. г. Ягоде рукописную записку следующего содержания: «Просмотрел сионистские материалы. Признаться точно, не пойму, зачем их преследовать по линии их сионистской принадлежности. Большая часть нападок на нас — опирается на преследование их нами. Они преследуемые в тысячу раз опаснее для нас, чем не преследуемые и развивающие свою сионистскую деятельность среди еврейской мелкой и крупной, спекулирующей буржуазии и интеллигенции. Их партийная работа для нас вовсе не опасна — рабочие (доподлинные) за ними не пойдут, а их крики, связанные с арестами их, долетают до банкиров и «евреев» всех стран и навредят нам не мало. Программа сионистов нам не опасна, наоборот, считаю полезной. Я когда-то был ассимилятором. Но это детская болезнь. Мы должны ассимилировать только самый незначительный процент, хватит (курсив наш. — В. И.). Остальные должны быть сионистами. И мы им не должны мешать под условием не вмешиваться в политику нашу. Ругать евсекцию (имеются в виду еврейские секции РКП(б), созданные для работы среди еврейских трудящихся. — В. И.) разрешить, тоже и евсекции. За то нещадно бить и наказывать спекулянтов (накипь) и всех нарушающих наши законы. Пойти также сионистам навстречу и стараться давать не им должности — а считающим СССР, а не Палестину своей родиной». Хотя, как видно из текста, позиция Дзержинского объяснялась прежде всего трезвым политическим расчетом, она вступала в противоречие не только с практикой, но и с теорией Коммунистической партии, со взглядами В. И. Ленина на эту проблему.
То, что это не было случайным эпизодом для председателя ОГПУ, а выражало его продуманную позицию в этом вопросе, подтверждается еще одной его запиской. Через год, 24 марта 1925 г., он вновь пишет своей рукой: «т. Менжинскому. Правильно ли, что мы преследуем сионистов? Я думаю, что это политическая ошибка. Еврейские меньшевики, т. е. работающие среди еврейства, нам не опасны. Наоборот — это же создание рекламы меньшевизму. Надо пересмотреть нашу тактику. Она неправильна».
Видимо, в связи с этой запиской Дзержинскому была направлена 29 мая 1925 г. с грифом «Совершенно секретно» справка за подписью Т. Д. Дерибаса и начальника 4-го отделения Секретного отдела ОГПУ Я.М. Генкина о «работе» с сионистами. В ней говорилось:
«1. По всему СССР сидят арестованными 34 сиониста, в том числе Москва — 1, Минск — 32, Ростов — 1.
Во внутрь СССР выслано всего 132 человека. Из них на два года — 8 человек, на три года — 124 человека. Высланы преимущественно в Киркрай (Киргизский край. Название Казахстана до апреля 1925 г. — В. И.), Сибирь и Урал.
В концлагерь заключено всего 15 человек сроком на ТРИ (так в тексте. — В. И.) года каждый.
Заграницу выслано и разрешен выезд взамен ссылки всего 152 чел.
Что касается вопроса о разрешении замены ссылки выездом в Палестину, то по этому вопросу придерживаемся следующей тактики: наиболее активный элемент, члены ЦК, губ- комов, у которых найдены серьезные материалы в виде антисоветских листовок, воззваний, типографий, в Палестину не выпускаем. Менее активный элемент в Палестину выпускается. Тактика эта основана на опыте борьбы с сионистами. Когда до конца 1924 г. мы преимущественно высылали в Палестину — это явилось серьезным стимулом для усиления нелегальной работы сионистов, так как каждый был уверен, что за свою антисоветскую деятельность он получит возможность проехать на общественный счет (сионистских и сочувствующих им организаций) в Палестину, а не расплачиваться за совершенное им преступление.
Ссылку и концлагерь мы применяем преимущественно к активу ЦС (сионистско-социалистической партии), по существу меньшевистской партии».
Интересно, что Ф. Э. Дзержинский опять спорил со своими сотрудниками. Под текстом справки имеется его машинописная резолюция, датированная 31 мая 1925 г.: «Все-таки, я думаю, столь широкие преследования сионистов (особенно в приграничных областях) не приносят нам пользы ни в Польше, ни в Америке. Мне кажется, необходимо повлиять на сионистов, чтобы они отказались от своей контрреволюционной] р[аботы] по отношению к Советской власти. Ведь мы принципиально могли бы быть друзьями сионистов. Надо этот вопрос изучить и поставить в Политбюро. Сионисты имеют большое влияние и в Польше и в Америке. Зачем их иметь себе врагами».
К сожалению, нам пока не удалось найти документов, свидетельствующих, что этот вопрос действительно был поднят Дзержинским в Политбюро. Вместе с тем, на наш взгляд, все эти материалы интересны.
Во-первых, они показывают наличие определенных разногласий в партийно-государственном руководстве СССР по отношению к сионистским организациям, особенно социалистического направления, и в некоторой степени объясняют, почему некоторые из них (ЕКРП ПЦ, беспартийная «Гехолуц») просуществовали до 1928 г.
Во-вторых, эта переписка, казалось бы, всесильного председателя ОГПУ со своими сотрудниками и его неспособность в данном случае заставить подчиненных действовать так, как считает их руководитель, демонстрируют сущность созданного большевиками режима. Одной из главных его черт было то, что высшей и единственной истиной являлись решения партийного руководства. И только это руководство могло одну истину заменить другой, даже прямо противоположной. Но все остальные были обязаны соблюдать «правила игры», иначе система их безжалостно выкидывала, независимо от занимаемого поста. Поэтому председатель ОГПУ мог неоднократно рекомендовать своим сотрудникам другую линию поведения, но они продолжали действовать, ориентируясь прежде всего на партийные решения по подавлению любого инакомыслия. И наконец, эти записки Ф. Э. Дзержинского, как мне представляется, подтверждают характеристику, данную ему Н. В. Валентиновым (Вольским). Характеризуя споры в партийном руководстве в 20-е г г., последний писал: «Дзержинский, шеф ВЧК-ГПУ, неоспоримо «правый», даже самый правый коммунист… проживи он еще десяток лет и, подобно Бухарину и Рыкову… кончил бы жизнь с пулей в затылке в подвалах Лубянки. Для меня это не подлежит никакому сомнению».
