Репетиции были долгими и трудными. Стюарт жаловался, что не может спать по ночам. Он говорил, что «если остальные актеры превосходны, а я сбивался в реплике, скажем, на 275 метре [фильма], это становилось величайшей ошибкой в истории кино». Десятиминутный длинный план следовало начинать сначала. Актриса Констанс Колльер просто боялась выходить на съемочную площадку. К концу каждой длинной сцены явно чувствуется напряжение актеров. Хичкок говорил: «Я так боялся, что что-то пойдет не так, что даже не мог смотреть во время первого дубля». Разумеется, все это усиливало атмосферу напряженности и тревоги, которая была неотъемлемой частью самого действия.
Сюжет фильма прост. Двое молодых людей задушили жертву и спрятали тело в деревянном сундуке у себя в квартире. Затем они пригласили гостей, в том числе отца жертвы, на вечеринку, где столом служил деревянный сундук. Их безумный розыгрыш понимает, а затем и раскрывает учитель.
Съемки проходили в первые два месяца 1948 г. и были закончены за восемнадцать дней. Хичкок как-то заметил, что «это моя самая волнующая картина», и это волнение видно на фотографии, запечатлевшей, как он привстает со своего режиссерского стула в момент, когда двое молодых людей начинают душить жертву. Потом он изменит свое мнение и отзовется о «Веревке» как о «трюке», заявив: «Не знаю даже, что меня в ней так позабавило, что я решил ею заняться». Такова была его обычная реакция на фильмы, которые не пользовались успехом.
Десятиминутные непрерывные планы, которые на самом деле слегка отличались по продолжительности, ничего не добавляли фильму, а лишь свидетельствовали о виртуозном мастерстве Хичкока. Они не создавали иллюзию непрерывной реальности, а только усиливали формализм и театральность действия. Хичкок всегда говорил, что этот жанр – люди просто разговаривают – он ненавидит больше всего. «Веревка» также была неудачным экспериментом, не имевшим успеха ни у критиков, ни у публики. Фильм принес незначительную прибыль, и энтузиазм относительно перспектив компании Transatlantic Pictures значительно уменьшился.
Хичкок признавался Трюффо: «Оглядываясь теперь назад, я вижу, насколько абсурдным был мой замысел, ибо я порывал с собственными теориями, для которых первостепенное значение имеет монтаж как основное средство визуального повествования». Двенадцатью годами раньше он писал: «Если мне нужно непрерывно снимать длинную сцену, я всегда чувствую, что теряю над ней контроль с кинематографической точки зрения». Но сочетание технического эксперимента и художественной самоуверенности оказалось сильнее.
Вполне логично предположить, что Дэвид Селзник не поддержал бы такого подхода к съемкам, и в связи с этим возникает вопрос, сравним ли вклад продюсера в фильмы Хичкока со вкладом сценаристов. Неизвестно. Но совершенно очевидно, что для создания «хичкоковского фильма» одного Хичкока было недостаточно.
7
О боже
«Да, конечно, – восклицает один из персонажей «Веревки», – Ингрид Бергман! Она типичная Дева… Такая милашка!» Видимо, именно такой была реакция Хичкока, поскольку он уже решил сделать актрису центральной фигурой второго фильма для компании Transatlantic. «Под знаком Козерога» разительно отличается от «Веревки». Это историческая мелодрама, действие которой разворачивается в Австралии в 1831 г. Хичкок всегда говорил, что ненавидит костюмные постановки, поскольку не может представить, как персонажи ходят в туалет или зарабатывают деньги, но в данном случае ради Бергман он пошел наперекор своим вкусам. Актрисе предназначалась роль пьющей жены преуспевающего человека (в исполнении Джозефа Коттена), бывшего каторжника, ставшего землевладельцем. Естественно, их взаимоотношения гораздо сложнее. И по доброй традиции, заложенной в фильме «Ребекка», в сюжете не обошлось без коварной экономки.
Хичкок, как обычно, начал работать над сценарным планом нового фильма еще во время съемок «Веревки», в феврале 1948 г. в Калифорнии; закончив черновик, к концу марта он отправился в Англию, где организовал съемки в Elstree Studios. Сценарист Хьюм Кронин, к которому обратился Хичкок, вспоминал, как они встречались для обсуждения сценария в офисе Сидни Бернстайна в отеле Golden Square в Сохо. Уже на этом этапе возникли трудности. Хичкок заявил, что хочет использовать технику непрерывного плана, которую применил в «Веревке», Кронин считал это ошибкой, но не осмеливался возражать режиссеру. Кронин подтверждает воспоминания других о том, что Хичкок часто мыслил образами, не задумываясь о действии, которое их соединит; его интересовали скорее подробности или сцена, чем целостность всей истории.
У Хичкока имелись свои сомнения относительно сценария. Впоследствии он говорил, что обратился к Кронину, «потому что он ясно мыслит и четко выражает свой замысел на бумаге. Но ему не хватало опыта сценарной работы». По свидетельству Кронина, однажды утром Хичкок «вдруг откинулся на спинку стула, нахмурился, как рассерженный ребенок, и объявил: «Этот фильм будет провальным. А я иду на ланч». И с недовольным видом вышел из комнаты. Внешняя невозмутимость Хичкока иногда изменяла ему; во время подготовки к съемкам его настроение могло резко меняться.
Центральной фигурой оставалась Ингрид Бергман, и впоследствии Хичкок утверждал, что сделал фильм ради нее. «Я искал тему, которая подходила бы ей, – говорил он, – а не мне». Он даже настаивал, что именно Бергман убедила его взяться за этот проект. «С тех пор я понял, что на Ингрид лучше смотреть, чем слушать ее». Но это могло быть просто удобным предлогом; у Хичкока была привычка винить в своих ошибках других людей. Не подлежит сомнению, что его привлекала перспектива увести Бергман из голливудских студий и привести в Англию как свою звезду; режиссер представлял, как они вместе спускаются по трапу самолета навстречу вспышкам встречающих фотографов. Впоследствии Хичкок назвал свое поведение «глупым и ребяческим»; он ошибся в оценке того, как повлияет на бюджет фильма огромный гонорар Бергман, и в целом уделял ей больше внимания, чем другим исполнителям.
Но действительность оказалась менее приятной, чем его мечты. С самого начала актриса возражала против техники непрерывного плана: она видела «Веревку», и фильм ей не понравился. Усталость и тревога, которые мешали актерам в «Веревке», начали сказываться и на ней. Конфликты были неизбежны. Хичкок и Бергман могли полчаса спорить из-за какой-либо сцены. «Ладно, Хич, – говорила она. – Пусть будет по-твоему». «Это не по-моему, Ингрид, – отвечал он. – Это правильно». Однажды Бергман даже расплакалась – первый, и единственный, раз за всю карьеру. В другой раз бурные препирательства режиссера и актрисы на съемочной площадке окончились тем, что Хичкок просто ушел. Бергман, стоявшая к нему спиной, этого не заметила и продолжала изливать свое негодование.
У Бергман имелась своя версия инцидента. Она писала подруге, что «камера должна была следовать за мной целых одиннадцать минут, а это означало, что мне приходилось репетировать целый день, причем стены и мебель сдвигались, освобождая место камере, и, разумеется, сделать это быстро было невозможно. Тогда я все высказала Хичу. Как я ненавижу эту его новую технику. Как я страдаю и проклинаю каждую секунду, которую нахожусь на съемочной площадке… Малыш Хич просто ушел. Не сказал ни слова. Ушел домой… О боже». Когда актриса впадала в отчаяние, он говорил ей: «Ингрид, это всего лишь кино!» Скорее всего, так Хичкок пытался успокоить ее. Патриция Хичкок, вспоминая эти споры, заметила: «Честно говоря, с отцом невозможно спорить».
