В истории «Жар-цвета», которой еще предстоит быть написанной, помимо столичных выставок следует иметь в виду крымские «выставки картин современных русских художников», на которых участники объединения также активно выставлялись. Работы «передвигал» из Москвы неутомимый Константин Васильевич, к радости Богаевского и дружившего с ним директора Феодосийского историко-краеведческого музея и картинной галереи, художника Николая Степановича Барсамова. Об этом идет речь в переписке Богаевского и Кандаурова, а рисунок Оболенской фиксирует рабочий момент – упаковку картин в ящики.
Последняя, пятая, выставка «Жар-цвета» состоялась в 1929 году, когда уже и сами ее организаторы понимали, что идут по исчезающим следам закончившейся эпохи. Как знали и то, что в искусстве ничто не заканчивается навсегда. От «мастеров культуры» все более требовалась идейная и политическая определенность в ответе на исторический вопрос, который, что называется, висел в воздухе. Точнее, лишал его.
Краткое жар-цветово пламя отгорело, рассыпавшись по письмам седой краской пепла. Да и письма сохранились не все – московские, вероятно, погибли вместе с мастерской Богаевского во Вторую мировую…
4 февраля 1925. Феодосия
К. Ф. Богаевский – К. В. Кандаурову
Милый друг, посылаю тебе с Соколовым 22 акв. Макса. Первые три акварели сверху с надписью на обороте принадлежат Рогозинским. Из остальных отбери для выставки сколько ты найдешь нужным. Своих работ я тебе не посылаю, т. к. их еще нет и в зародыше. ‹…› Где предполагаешь устраивать выставку? Бубновых валетов не тащи в нашу компанию – ну их к Богу <нрзб>. Лучше поменьше, да покрымче. ‹…›
[465]
14 марта 1926. Феодосия
К. Ф. Богаевский – К. В. Кандаурову
‹…› Очень меня порадовало, что выставку в этом году, несмотря ни на что, ты открываешь и что она будет «чрезвычайно интересна». Смущает меня только твоя фраза: «В этом году мы не идем на предложения Ахра», а в будущем, значит, того… Это очень и очень печально. Я все же надеюсь, что в будущем году тебе удастся устроить хотя бы и небольшую, но интересную и крепко спаянную выставку. Уж очень не хочется тонуть и барахтаться в большом и мертвом болоте Ахра. Что Главнауку притягиваете к суду за ее постыдные действия – весьма одобряю. Очень и очень рад приезду сюда Влад. Алекс. (Рогозинского. – Л. А.). В приятных разговорах мы распили с ним не одну бутылку крымского вина. В это время как раз у нас гостил и Макс, и мы часто сходились по вечерам и вели беседы на всякие темы, и больше всего на тему – «кому вольготно-весело живется на Руси». ‹…›
[466]
21 сентября 1926. Феодосия
К. Ф. Богаевский – К. В. Кандаурову
Милый, дорогой друг!
Только на днях я вернулся из Керчи после археологич<еского> съезда и Музейной конференции. Вчера мы получили письмо Юлии Леонидовны, на него ответит Жозеф<ина> Густавовна. Из этого письма вижу, что жизнь твоя идет по-прежнему в хорошем московском стиле – в волоките, бестолковщине и дрязгах и бежать от этой прелести некуда. Как я буду счастлив, когда узнаю, что ты наконец получил пенсию и развязался с театром. ‹…› На днях проездом были у меня Габричевские с компанией. Между прочим, Габрич<евский> сообщил мне следующее: этой зимой они, т. е. Сидоров
[467], Габрич<евский> и Шервинский устраивают в Доме ученых выставку акварелей Макса. Когда Габричесвский узнал, что в Казани устраивается моя выставка рисунков и акварелей и что она, возможно, будет передвинута в Москву, то у него возникла мысль устроить эту выставку совместно с Максом, назвав ее выставкой киммерийского пейзажа, издать иллюстрированный каталог со статьями Сидорова, Шервинского и его. Я лично ничего против этого не имею, не знаю, как на это еще посмотрит Макс. Обо всем этом я просил Габрич<евского> переговорить с тобою и Серг<еем> Ив<ановичем>. Во всяком случае, решайте это без меня – я заранее буду на все согласен. Боюсь одного, что эта выставка в Казани так затянется, что для Москвы не останется времени. ‹…›
[468]
17 ноября 1926. Москва
Ю. Л. Оболенская – М. А. Волошину
Дорогой Максимилиан Александрович.
Если не ошибаюсь, то вы пишете сейчас статью о Конст<антине> Фед<оровиче> для каталога его казанской выставки. Эту выставку составляет Сергей Иванович Лобанов (он был с нами в Коктебеле нынешним летом) и проделал уже большую работу библиографического характера для этого каталога. Работа эта для К<онстантина> Ф<едоровича> имеет большое значение. Невозможно представить, насколько его сейчас забыли, а между тем о нем в прошлом написано столько, что С<ергей> И<ванович> принужден ограничиваться упоминанием только тех отзывов, в которых не менее 10 строк, несмотря на желание представить этот вопрос полнее. Так вот для согласования Вашей работы ему нужно было бы как-то сообщаться с Вами и во всяком случае познакомиться с Вашей статьей до ее отправки в Казань. ‹…› Не так давно К<онстантин> В<асильевич> получил от Вас записочку с просьбой собрать Ваши вещи для Вашей выставки. К<онстантин> В<асильевич> принялся за это дело очень резво, но сейчас его новая служба совершенно не оставляет ему свободного времени. Поэтому мы еще не окончательно подобрали Ваши работы, которых ведь очень много. Есть еще и в Третьяковск<ой> галерее, если не ошибаюсь, целая коллекция. Но от Сидорова ни слуху ни духу. Когда предполагается выставка? Приедете ли Вы сами? С выставками какая-то кадриль: то К<онстанин> Ф<едорович> писал о совместной выставке с Вами и плохо объяснил, в чем дело; мы доказывали ему, что это разобьет целостность его ретроспективной выставки. Теперь Шервинский объяснил свою мысль, и Конст<антин> Вас<ильевич> и Серг<ей> Ив<анович> очень ею заинтересовались, но К<онстантин> Ф<едорович> ворчит, что у него не хватит работ!
‹…› О «Жар-цвете» пока ничего не решено. Главнаука не признает его, а потому вопрос помещения является решающим. Возможно, что небольшую выставку устроим. ‹…› А не думаете ли Вы, Максимилиан Александрович, что не совсем хорошо с Вашей стороны так вот никогда и не написать о себе даже тогда, когда Ваши 450 чел<овек> гостей разъехались (надеюсь?) по домам. Все-таки когда-то были друзьями… Несмотря на краткость нашего пребывания в Коктебеле, мы успели завести там новых друзей: Андерсы
[469] и теперь часто видимся. С К<онстантином> В<асильевичем> они уже на «ты».
Сердечный привет милой Марье Степановне. Мы все вспоминаем, как она хлопотала на Ваших именинах. Все-таки надо быть Вами, чтобы создать вокруг себя такую удивительную кутерьму и в каждом периоде – неповторимую. Лишний раз (про себя) наговорила Вам комплиментов – а каких, не скажу, за то, что Вы меня совершенно забыли.
