Но вместе с тем Мик держался обособленно. Он не вступал ни в клубы, ни в ученические организации, не участвовал в выборах на какую-нибудь должность в классе, не пел в хоре, не играл в ансамбле или в школьном театре. Чтобы порадовать отца, он записался в баскетбольную команду и даже стал ее капитаном, хотя не столько благодаря спортивным способностям («Игроком он был посредственным», – вспоминал его бывший одноклассник Кит Хоукинс), сколько благодаря своим качествам лидера. «Ему явно нравилось руководить», – добавлял Хоукинс.
На другом конце города жил Кит, и судьба толкала его в совершенно ином направлении. Он сдал экзамены через год после Мика, и полученных оценок хватило, только чтобы поступить в Дартфордскую среднюю техническую школу. Здесь ему опять пришлось столкнуться с насмешками и оскорблениями. Ситуацию ухудшало то, что он пел в школьном хоре и даже оказался в числе тех, кто исполнял «Аллилуйя» Генделя перед королевой Елизаветой в Вестминстерском аббатстве. К сожалению, о лаврах певца пришлось забыть, когда у него началась ломка голоса прямо посреди очередного выступления.
Дороги Кита и Мика разошлись настолько, что в последующие шесть лет они ни разу не заговорили друг с другом. Джаггер, впрочем, иногда видел, как этот мальчишка бежит домой, преследуемый парочкой хулиганов.
Пока Кит был занят исключительно выживанием, Джаггер впервые вкусил славы, выступив на телевидении. Его отца пригласили вести передачу «Смотрим спорт» на Би-би-си, и там юный Джаггер демонстрировал некоторые движения, используемые в скалолазании и гребле на каноэ.
Мику понравилось находиться в центре внимания. «Я уже тогда был звездой, – вспоминал он позже. – Я думал: „Какое на хрен каноэ? Как там моя прическа?“» Может, и так, но отец Мика относился к передаче очень серьезно, как и к участию в ней сына. Под его наблюдением Мик каждое утро раз сто приседал и отжимался, а потом пробегал двадцать-тридцать кругов по двору.
«Больше всего он старался угодить родителям, особенно отцу, – говорил одноклассник Мика Дик Тэйлор. – Мне кажется, он его боялся». Тэйлор вспоминал, что несколько раз Мик «уже выходил из дома, как из двери доносился крик отца: „Никуда не пойдешь, пока не сделаешь упражнения!“»
Вскоре Мик решил, что полученной физической подготовки ему будет достаточно, чтобы обучать детей американских военных, проживающих на расположенной поблизости военной базе США. Заодно он освоил такие американские виды спорта, как бейсбол и американский футбол. От армейского повара, афроамериканца по имени Хосе, он узнал кое-что об американской музыке, особенно о ритм-энд-блюзе.
После занятий с учениками, большинство которых были его ровесниками, Мик часами сидел, слушая пластинки легендарных исполнителей блюза, таких как Ледбелли, Роберт Джонсон, Хаулин Вулф и Мадди Уотерс. «Я тогда впервые услышал черную музыку, – вспоминал Мик. – По сути, это было мое первое знакомство с американской культурой».
Вскоре у Мика набралась внушительная коллекция пластинок, на приобретение которых он тратил большую часть дополнительных заработков. Зимой разносил рождественские открытки, а летом, облачившись в белый халат и бумажную шляпу, продавал мороженое с тележки. Однажды у здания дартфордского городского совета перед тележкой возник Кит. «Я ясно помню, как будто во мне что-то щелкнуло, – говорил Кит. – Я купил у него шоколадное мороженое, а потом он снова пропал».
Впервые в жизни Мик рисковал разозлить отца, слушая дни напролет Чака Берри, Фэтса Домино и Литтла Ричарда – тем более что Джо называл все это «музыкой джунглей».
«Ну да, верно, – отвечал на его упреки Мик. – Это и есть музыка джунглей. Отличное название».
Бунтарский дух Мика проявлялся не только в этом. Его знакомый по Дартфорду, Клайв Робсон, вспоминал, что Джаггер придумал срезать путь во время еженедельного пятимильного кросса по пересеченной местности. «Джаггер выяснил, что если свернуть в одной точке, то можно спрятаться за дюнами, покурить, а через полчаса присоединиться к остальным».
По какому-то странному совпадению, словно сама судьба намекала, что этим двоим еще предстоит встретиться, в Дартфордской технической школе тоже проводили еженедельные кроссы, и Кит Ричардс тоже сокращал путь, успевая покурить по дороге. В конце концов его поймали и наказали. Мик же так ни разу и не попался.
Неудивительно, что, став подростком, Джаггер перестал носить строгую форму Дартфордской грамматической школы. «Он уже тогда ходил в плотно облегающих брюках, а его волосы закрывали уши», – вспоминал его классный руководитель. Когда же он явился на совместную с девочками вечеринку не в обычной малиновой куртке, а «в ярко-синем пиджаке с блестящими нитями, это произвело настоящий фурор. Девочки так и вились вокруг него».
Строгий директор Дартфордской грамматической школы, Рональд Лофтус Хадсон по прозвищу Лофти, относился к узким брюкам крайне неодобрительно. Он даже распорядился провести особое собрание, посвященное этому вопросу. Как вспоминает бывший ученик Дэвид Херрингтон, посреди долгой и нудной речи «открылась дверь и вошел Джаггер в самых узких брюках, какие я видел». Хадсон побагровел от гнева, наорал на него и отослал домой. Мик же, по словам Херрингтона, «просто улыбнулся».
В какой-то степени этим преображением Мик обязан своим гормонам. «Когда мне было тринадцать, я только и хотел, что заниматься сексом, – признавался он. – Но ничего об этом не знал. Я был подавлен. Никто со мной не говорил на эту тему». Взрослея и испытывая сексуальное томление в исключительно мужском окружении, Джаггер следовал по стопам нескольких поколений типичных (и столь же подавленных) английских школьников. «Первые сексуальные опыты у меня были с мальчиками в школе, – вспоминал Мик. – Мне кажется, это верно в отношении почти любого мальчишки». И если это неверно в случае с Китом, то только потому, что Кит рос совсем в другой среде, не в закрытой школе пансионного типа. Дартфордская техническая, в которую он ездил каждое утро из дома в рабочем районе, совсем не походила на классическое английское учебное заведение.
Какими бы банальными ни казались незначительные гомоэротические эпизоды, они оказали серьезное влияние на жизнь и творчество Мика. Они определили характер одного из самых сложных и двусмысленных в эротическом плане представителей современной поп-культуры.
Но что касается музыкальных вкусов, то никаких сомнений тут быть не могло. В пятнадцать лет Мик со своим товарищем Диком Тэйлором, так же страстно увлекавшимся блюзом, посетил концерт Бадди Холли в театре «Одеон» в Вуличе. «Мик был заворожен», – вспоминает Тэйлор. Особенно его поразил хит Not Fade Away («Не увянет»), который впоследствии стал едва ли не обязательным в репертуаре «Роллингов». «Было видно, как в голове у него завертелись шестеренки, как он впитывал все, что видит и слышит».
В то время, вспоминал Тэйлор, британские фанаты делились на два лагеря – «Либо Элвис, либо Бадди». Джаггер, который почему-то считал двадцатитрехлетнего Элвиса «древним», был ревностным приверженцем Холли.
И все же сильнее всего он любил блюз. «Всем нам, конечно, нравился рок, – говорил Дик Тэйлор, – поэтому меня так удивляло, что Джаггер интересовался блюзом. В Англии тогда мало кто знал о нем, а тут перед тобой парень, который знает все про Мадди Уотерса и Бо Диддли».
