Я не могу забыть двух женщин, которые были инициаторами этого доброго дела. Они неслись впереди всех, одержимые, неустрашимые, с громким призывом: «Не дадим сестер!» Одна из них была украинская девушка Христя, а вторая — русская Вера — подруги называли ее «полковником».
Лев Петрович Токарев:
«Фронт приближался и к нашему лагерю. На окраинах города немцы стали строить доты и дзоты. Копали траншеи, улицы перегородили баррикадами. На стенах домов появились надписи: «Победа или Сибирь!», «Германия останется немецкой», «Нет капитуляции!»
Как-то днем, когда мы были на заводе, раздался сигнал воздушной тревоги. Немцы побежали в бомбоубежище. Все остальные оставались на рабочих местах. Для нас мест в бомбоубежище не было. С заводского двора мы видели, как над железнодорожной станцией появились самолеты. Они стремительно спикировали и отбомбили вокзал и составы, стоящие на путях.
Вдруг один самолет оторвался от группы и пошел прямо на наш завод. Мы успели слететь по лестнице в убежище, и сразу же раздались несколько мощных взрывов. За нами скатился перепуганный толстый немец. Он со злобой смотрел на наши радостные лица и вдруг закричал на все убежище, чтобы нас, «русских свиней», выбросили на улицу под русские бомбы! Но никто даже не пошевелился. Господи! Да ведь нас уже боялись!
Когда самолеты улетели, мы вышли из убежища и увидели, что завод горит. Бомбы попали в три основных цеха.
Через несколько дней нас погнали в другой лагерь. По дороге мне удалось бежать и с помощью знакомых чехов перебраться в протекторат.
Потом был партизанский отряд, боевые операции, встреча с Красной Армией…»
Пять вязов у старой шахты
На первом этаже гостей печально встречала темная от старости скульптурка святой Барбары, покровительницы шахтеров. Здесь, в Гельзенкирхене, на руднике, отпахавшем почти век, подумалось мне, ей уже нечего делать. Но я ошибся. Трехэтажное здание, выложенное из красного кирпича еще в начале прошлого столетия, где размещались отделы, службы, нарядные, занял центр охраны труда компании «Рурколе», одной из крупнейших фирм Германии.
В просторном кабинете на третьем этаже хозяева рассказывали группе специалистов угольной промышленности из России о своем опыте охраны труда, показывали диаграммы, графики, обстоятельно отвечали на вопросы. Когда деловая часть встречи закончилась, я подошел к окну.
Окна смотрелись в шахтный двор, он был совершенно пуст и оттого казался непривычно большим. Между бетонными плитами угадывалась трава. Справа над площадью, как часовой-великан, нависал копер с застывшими шкивами. Прямо напротив окон тянулись ряды цехов. А левее отбрасывали короткие тени пять высоченных вязов — солнце палило с неба прямой наводкой.
Почему-то этот бетонный двор показался мне знакомым. Где-то я видел его — только без пятерки вязов и полным людьми в спецовках. Они сидели и лежали прямо на плитах. Это был снимок лета 1943 года — «Перерыв для остарбайтеров», так он, по-моему, назывался.
Между тем хозяева предложили показать старую шахту. Выходя, мы улыбнулись печальной Барбаре и окунулись в жар июня. Над копром синело бездонное небо. Мне показалось, что там крутнулись шкивы.
— Шахта уже не работает, — перехватил мой взгляд Зигфрид Орман не, наш добрый «дядька» из «Рурколе», — но ствол действительно еще грудится. Выдаем последнее оборудование.
— А я уж подумал, что у вас тут, «Шубин» обосновался.
— Кто-кто? — переспросил Зигфрид.
— Так в Донбассе называют духов подземелья. Ну, домовой, иначе говоря.
Мы шли по двору, по выщербленным плитам, разделенным полосками пробившейся к солнцу травы. И мне казалось, что площадь оживает и слышатся голоса:
— Я, Морозюк Петр Яковлевич, рождения 1925 года, в Германию угнали в мае 1942 года из села Петриковка Днепропетровской области. Спустя пару недель бежал вместе с другом, но гестаповцы нас поймали и отправили в концлагерь. Мой друг, Чуйко Николай, пропал без вести.
— Я, Ющенко Владлен Андреевич, тоже один из миллионов рабов XX века, прошедших фашистскую каторгу. Пусть помнят люди, как мы жили, умирали, боролись.
— Моя фамилия Серебрянская Анна Михайловна. Девичья фамилия Трифонова. Родилась я в 1925 году в Донбассе. До войны наш город назывался Чистяково, а сейчас — Торез. В 1942 году меня насильно угнали в Германию. Было мне тогда 17 лет.
— Я, Леванович (Олейник) Екатерина Мефодиевна, год рождения — 1921. Когда началась война, нас эвакуировали из Белоруссии на Украину, в Харьковскую область, село Красный Оскол. Вот из этого села нас и взяли. Фамилии пишу девичьи и теперешние.
Шаповалова — Максименко Анастасия Иосифовна.
Ищенко — Кондратьева Александра Кузьминична.
Зарянская — Горшкова Татьяна Степановна.
Горкуненко Наталья Григорьевна.
Ященко Антонина Григорьевна.
Фесенко — Погорелова Людмила Алексеевна.
Деревянко — Загреба Мария Кирилловна.
Трошило — Сапронюк Александра Григорьевна.
Бородачка Екатерина, отчества не знаю, она без ног, ампутировали.
— Я, Горяйнова, до замужества Штукарева Лидия Александровна, в октябре 1942 года пятнадцатилетней девочкой была угнана фашистами в Германию из Ростова-на-Дону.
— Фамилия моя Зубко, зовут Юрий Арсентьевич. Угнан в Германию в августе 1943 года, когда мне было 17 лет.
— Это горе постигло во время гитлеровской оккупации Ростова и меня, Анну Алексеевну Мигаль. Угнали меня на каторгу в 15 лет. А немного позже угнали и мою сестру.
— Я, Безменко (по мужу Усова) Мария Гавриловна, родилась 22 июня 1923 года в селе Лубяное Чернянского района Курской области. В октябре 1942 года немцы погрузили нас в вагоны и повезли в Германию. Со мной были: Шиленко Наталья Павловна, Мирошниченко Прасковья Григорьевна. Горбатко Ксения Борисовна, Горбатко Ксения Никитична, Горбатко Галина Ивановна, Черникова Евдокия Александровна. Прохорова Анна Игнатьевна, Николай Шматков (умер в Германии), Иван Шматков и другие, имена которых запамятовала.
— Я — один из миллионов рабов, которые были согнаны в Германию во время войны. Я, Заика Михаил Ефимович, родился 12 ноября 1925 года в Курской области, село Сидоровка. Был угнан в Германию, когда мне не было еще и 17 лет.
— Я, Озерова Степанида Матвеевна, родилась в селе Дмитриевка Белгородской области 15 февраля 1918 года. С семи лет росла сиротой. Весной сорок второго в село пришел фашист, помню, мы хлеб посеяли уже. Из села нас угнали семерых — пять девушек и двух парней.
— Я, Сыроватко Иван Иванович, родился 12 февраля 1923 года в Донецкой области, в семье рабочего-шахтера, украинец. Работал в городе Снежном, в шахте, машинистом водоотлива. Во время оккупации в марте 1942 года мне приказали явиться в комендатуру и предупредили: за неявку расправятся со всей семьей.
