Не опровергая выводов Дюшена, исследователи Лермонтова (Л. П. Семенов, Б. М. Эйхенбаум) утверждают, однако, что источником лермонтовской баллады послужил также и местный фольклор, что «Дары Терека» восходят к песням гребенских казаков
[789]. Но при такой постановке вопроса — наряду с Гюго — самый фольклор оказывается одной из разновидностей литературных источников. К тому же остается совершенно неясным, к каким песням гребенских казаков восходит лермонтовское стихотворение, а главное — в чем сказалась эта близость к фольклору. Вопрос этот в специальной литературе поставлен уже давно, но совершенно не разработан.
Н. Мендельсон в статье «Народные мотивы в поэзии Лермонтова» привел гребенскую песню о Тереке Горыниче, что «прорыл-прокопал горы крутые» и «упал во синее море, во Каспийское»:
Ой ты, батюшка, наш батюшка,
Быстрый Терек ты Горынич!
Про тебя лежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая!
Ты прорыл-прокопал горы крутые,
Леса темные;
Ты упал, Терек Горынич, во синее море,
Во Каспийское;
И на устье ты выкатил бел горючий камень.
Тут и шли, прошли гребенскне казаки со батальицы,
Что с той-то батальицы со турецкой;
Не дошедши они до белого камушка, становилися;
Становилися они, дуван дуванили.
Что на каждого доставалося по пятьсот рублей,
Атаманушке с есаулами по тысяче;
Одного-то доброго молодца обдуванили:
Доставалась ему, добру молодцу, красная девица,
Как убор-то, прибор на красной девице — во пятьсот
рублей.
Русая коса — во всю тысячу,
А самой-то красной девице — цены нетути
[790].
Л. П. Семенов указал на другую песню, в которой поминается о том, как
Надевали уздени-князья панцири трехколечные
С налокотниками позлащенными
[791].
Но обе песни довольно далеки от лермонтовской баллады, а главное — заключают в себе такие общие признаки, которые могли быть известны поэту помимо песен: кабардинцы не только в песне, но и в действительности носили позлащенные налокотники, у казачек бывают светло-русые косы и в жизни, и Терек впадает в Каспийское море не только в песнях. Судя по этому, Лермонтов мог описать в «Дарах Терека» непосредственные свои впечатления, стихотворение могло бы и не иметь фольклорного источника.
На самом деле предположения исследователей правильны, но в их руках не было достаточно убедительных аргументов. А между тем имеется хоть и косвенное, но все же очень точное подтверждение, что наряду со многими другими наблюдениями Лермонтова вдохновили на создание «Даров Терека» произведения народной поэзии.
Но прежде чем познакомиться с этими произведениями народного творчества, попробуем выяснить, когда и кто их записывал.
5
В 1876 году историк гребенского казачества И. Д. Попко, собирая материалы для книги «Терские казаки с стародавних времен», побывал в станице Ессентукской у родовитого гребенца, уроженца станицы Червленой, казачьего генерала Федула Филипповича Федюшкина. Это был большой любитель казачьей старины. В прошлом адъютант Гребенского полка, он много лет собирал копии боевых реляций, приказы, письма кавказских военачальников — словом, все, что касалось истории Гребенского казачьего войска.
В домашней библиотеке Федюшкина Попко обнаружил рукописный сборник казачьих преданий, «оставшийся, — как он пишет, — после человека науки, носившего серую солдатскую шинель и убитого в одной из вельяминовских экспедиций за Тереком, в 1830-х годах».
Эту рукопись Попко получил в свое распоряжение, воспользовался ею в работе над своей книгой и назвал в числе источников в предисловии и в примечаниях
[792].
Выпустив в свет первый том своего исследования, он задумал издать записи гребенского фольклора отдельной книгой: подготовил к печати тексты, снабдил их подробными примечаниями, но рукопись по каким-то причинам осталась ненапечатанной, попала после смерти Попко в Военно-исторический отдел штаба Кавказского военного округа в Тифлисе и теперь обнаружилась в фондах Центрального государственного исторического архива Грузинской ССР
[793].
В предисловии к сборнику Попко указал, что, кроме книг, он использовал в этой работе «записки г. Раздорского, который в 1843 году занимался собиранием материалов для составления историй гребенских казаков и Тюменской орды, но за смертью его, Раздорского, записки те остались незаконченными и были отправлены в числе прочих его бумаг к его родным».
В примечании указано, что поручик Кабардинского егерского полка Игнатий Раздорский был убит в деле с горцами на Кумыкской плоскости, близ деревни Андреевой, в 1844 году.
Как будто получается, что в руках Попко был и «рукописный сборник казачьих преданий», оставшийся после «человека науки», носившего солдатскую шинель, и, кроме того, «записки г. Раздорского», занимавшегося собиранием материалов для истории гребенского казачества.
Однако это не так. По всем признакам, в распоряжении Попко были не две таких рукописи, а только одна. Очевидно, вначале он просто не знал, кем был составлен сборник, сохранившийся в библиотеке Федюшкина. А потом, работая над материалами, установил фамилию Раздорского и выяснил, что Раздорский служил не в «серой солдатской шинели», а поручиком в Кабардинском полку, и хотя погиб за Тереком, но не в тридцатых годах, а в начале сороковых. Если при этом учесть, что, изучая гребенское казачество, Раздорский интересовался историей Тюменской орды, которая существовала на Тереке еще до прихода русских казаков, то становится очевидным, что Попко имел все основания назвать составителя сборника казачьих преданий «человеком наук».
Можно считать установленным, что «рукописный сборник преданий» и «записки г. Раздорского», которыми пользовался Попко, — это одно и то же. На рукописи, хранящейся в Тбилисском архиве, имеется помета Попко: «Получено от генерала Ф. Ф. Федюшкина»
[794].
