Но для минимизации риска я не ныряла в кластер сама, а вытаскивала Жанну в нейтральную среду, подавая на этот блок специально сгенерированный сигнал. Жанне нравились сказочные дворцы и храмы, куда мы при этом переносились – таких аниме-обоев для андрогина у меня в то время было полно.
Теоретически, если бы мы могли подать фид блока 6SB на органы чувств человека (вернее, на их нервные тракты), этот человек увидел, услышал и даже нащупал бы перед собой вполне законченный мир.
Но мы не знали главного. Мы не представляли, как само гипсовое дерево воспринимает фид блока 6SB. Не было никакой гарантии, что сам для себя кластер переживает мистерию существования именно с помощью этих шести каналов. Больше того, наш главный программист очень в этом сомневался.
Строго говоря, оригинального зрительного ряда в гипсовом кластере могло не существовать вообще – гарантированно имелся только индуцируемый нейросетью отчет о «визуальных впечатлениях центрального субъекта». Но был ли мальчик на самом деле, я уже не понимала.
Порфирий не был мощным визуалом – он умел, конечно, генерировать свой внешний вид, но собственный муви-контур у него отсутствовал. Как и все подобные алгоритмы, он мог немного рисовать. Жанна, кстати, тоже оставила после себя несколько рисунков, но они, за исключением пары чудесных автопортретов, были абстракциями или изображали что-то мне непонятное.
Порфирия было просто запрограммировать на письменные отчеты о происходящем – все требуемые коды были получены мною от Полицейского Управления при заключении договора аренды. Слова поначалу казались мне самой надежной формой коммуникации. Он же, в конце концов, русский литературный писатель.
Но все же мне нужен был и визуальный канал тоже.
Я не хотела даже прикасаться к блоку 6SB – отладочный терминал был давно деактивирован, кластер с тех пор сильно изменился, и я могла случайно его повредить. Поэтому я решила нарастить дополнительный алгоритм, позволяющий Порфирию экранизировать свой дневник на малом разрешении. Это было не слишком сложно, но не прибавляло его отчетам аутентичности, а скорее снижало ее.
Дело в том, что текстами Порфирия и их визуализацией теперь занимались разные слои гипса, и основой для визуализации становился именно вербальный отчет. Вместо того чтобы увидеть реальность гипсового кластера глазами Порфирия (если он вообще «видел» ее в человеческом смысле), я просто получала машинную экранизацию его записок в низком качестве. Избыточное, уродливое и дублирующее работу визуального контура решение, сказал бы классический программист. Но для RCP это обычное дело. А в результате такой петли у меня появлялся зародыш будущего фильма.
Потом я сообразила, как поднять достоверность процедуры: можно было заставить Порфирия рисовать эскизы декораций самому. И только когда все эти приготовления были завершены, я осознала, что вырастила для своего дружка целую небольшую киностудию, готовую к использованию в коммерческих целях.
Я могла снимать фильмы!
Причем на любую тему. Правда, фильмы эти в силу особенностей кластера получились бы, вероятно, с гипсовой спецификой, но криминал здесь отсутствовал.
Можно было выйти наконец из тени – и бросить Порфирия на кинематографический фронт.
Низкое разрешение не было проблемой. Сегодня важно только одно: создать годный контент. Собственно, можно сразу снимать кино на малом разрешении, а потом делать высококачественную детализацию на внешнем мэйнфрейме. Где-нибудь в Промежностях (лучше в Голливуде – там это обходится дешевле всего, если есть хороший партнер). Пересчет становится доступнее с каждым годом, и так поступают уже многие.
Эта работа не обещала таких прибылей, как поддельный гипс, но серьезным преимуществом выглядело то, что в конечной версии пересчитанного фильма не сохранялось даже следов оригинала – обжегшись на молоке, я дула на воду. Бизнес обещал быть безопасным, а рынком становился весь мир.
Если я хотела снимать фильмы для айфаков (а я хотела именно этого), требовалась одна серьезная модификация – мне нужно было ввести в кластер полную информацию об устройстве, потому что любой iPhilm – это прежде всего софт для конкретного девайса.
Все решилось неожиданно легко – мне удалось подключить программный модуль, созданный именно для подобных случаев (айфильмы сейчас пытаются снимать многие). Плюсом было то, что модуль не образовывал с кластером единого целого и при необходимости его можно было убрать, чтобы вернуться к гипсовому business as usual.
В общем, я не ожидала, что все срастется так гладко.
Теперь надо сказать несколько слов о той кроличьей норе, куда упал мой ненаглядный в конце своего магнум опуса.
Коммутация Порфирия и гипсового кластера оказалась достаточно длительным процессом даже в реальном времени. Она была похожа на сращивание двух растений.
Порфирий не стал «сознательным» сам – он просто начал транслировать меняющиеся состояния кластера, крохотной каплей влившись в намного превосходящую его сложностью сеть: нечто подобное происходит с нами, когда мы рождаемся, растем и становимся наконец уникальным зеркалом породившей нас культуры.
Сам контакт произошел за крохотные доли секунды. А дальше началось сращивание – и здесь моего бедного дружка ждала непростая судьба библейского семени, обретающего т. н. «жизнь вечную» вместо обычной (в таких случаях всегда следует читать мелкий шрифт на древнеиврите).
Сразу после запуска процедуры почему-то активировалась «пила» (я тут была ни при чем), и бедного Порфирия стало бить о так крепко запомнившуюся ему телефонную будку. Он даже решил, бедняга, что его уже пилят на части – но в действительности распил начался несколько позже, а это была просто разметка. В то время он был еще целехонек и продолжал по инерции писать свой бесконечный полицейский роман.
Вскоре, однако, литературная функция действительно нарушилась (вероятно, исчезли все поддающиеся описанию объекты и квазиментальные состояния). Именно в это время и началась коммутация – и Порфирий (вернее, рой оставшихся от него подпрограмм) стал наконец превращаться в новую ветку моего кластера.
Выдаваемый им текст после этого стал рваным и практически бессмысленным – он состоял в основном из междометий вроде «А-а-а-а!!!!» и «О-ой!!!!» в окружении многочисленных восклицательных знаков. Я долгое время получала этот поток сознания на свой телефон – пришло около четырехсот страниц. Присутствовал и мат, но трудно было сказать, какую функцию он выполняет. Затем текст перестал поступать совсем.
на камне сем
Почти сутки Порфирий молчал (здесь и дальше под словом «Порфирий» я буду понимать алгоритмическую субъектность кластера, выстроенную из внутренностей моего полицейского дружка). А затем заработал новый текстовый канал.
Сначала на выделенный мною для коммуникации планшет выплеснулся все тот же мутный поток сознания, прошитый спецсимволами и цифрами. Потом наступила пауза в несколько дней. А затем Порфирий стал отвечать на мои вопросы – и выдавать небольшие объемы текста, организованного иначе, чем его прежний «роман» (ниже я приведу образцы). Художественного интереса, однако, они не представляли.
