— Ну а я съем. Мне нужно есть, когда пью таблетки. Должен был выпить одну за ланчем, но забыл.
— Ты же пил таблетку во время ланча, помнишь?
— Та была для сердца. А эта для памяти. Таблетки от плохой памяти.
Я убираю подушку, чтобы посмотреть, серьезно ли ни говорит.
— И ты забыл ее выпить? Он кивает.
— Ох, папа! — Меня разбирает смех, а он смотрит на меня как на сумасшедшую. — Ты сам для меня прекрасная таблетка. А тебе нужны более сильные. Эти же не работают, правда?
Он отворачивается и идет к лестнице, ворча:
— Они бы, черт возьми, работали, если бы я не запил их принять.
— Папа! — кричу я, и он останавливается на верхней ступеньке. — Спасибо, что не задаешь вопросы про Конора.
— А мне это и не нужно. Я знаю, что вы уже скоро снова будете вместе.
— Нет, не будем, — тихо говорю я.
Он делает несколько шагов в сторону моей комнаты:
— Он тебе с кем-то изменяет?
— Нет, не изменяет. И я тоже этого не делаю. Мы больше не любим друг друга. И уже давно.
— Но ты замужем за ним, Джойс. Разве не я сам вел тебя к алтарю? — Папа выглядит сбитым с толку.
— А это здесь при чем?
— Вы обещали себя друг другу в доме нашего Господа, я сам это слышал, своими собственными ушами. Что это с вами, молодыми людьми, происходит в наше время, что вы постоянно расстаетесь и снова женитесь? Почему теперь не держат обещания?
Я вздыхаю. Что я могу на это ответить? Он начинает спускаться.
— Папа.
Он останавливается, но не оборачивается.
— По-твоему, было бы лучше, если бы я сдержала обещание прожить всю свою жизнь с Конором, но не любила бы его и была несчастна?
— Если ты думаешь, что у нас с твоей матерью был идеальный брак, ты ошибаешься, потому что таких не бывает.
Никто не может быть счастливым все время, дорогая.
— Я это понимаю. Но что, если никогда не бываешь счастливым? Вообще никогда?
Он задумывается об этом, судя по всему, первый раз в жизни, и я меду, задерживая дыхание. Наконец папа сообщает:
— Пойду-ка съем печенье.
Пройдя половину лестницы, он мстительно добавляет:
— Шоколадное!
Глава двенадцатая
У меня отпуск, братишка, зачем ты тащишь меня в тренажерный зал? — Эл полуидет-полуподпрыгивает рядом с Джастином, пытаясь приспособиться к длинным шагам своего худого брата.
— На следующей неделе у меня свидание с Сарой. — Джастин выходит из станции метро, энергично размахивая руками. — Мне нужно вернуть форму.
— Я и не знал, что ты не в форме, — пыхтит Эл и вытирает с бровей капельки пота.
— Пелена развода не давала мне заниматься.
— Пелена развода?
— Никогда о такой не слышал?
Эл не в состоянии говорить, так что он качает го-попой, и его подбородки трясутся, как у индюка.
— Пелена плотно оборачивается вокруг твоего тела, принимает его форму, так что ты почти не можешь двигаться. Или дышать. Или делать упражнения. Или даже ходить на свидания, не говоря уже о том, чтобы спать с другими женщинами.
— Твоя пелена развода — примерно то же самое, что моя пелена брака.
— Да, но теперь она спала. — Джастин смотрит вверх на серое лондонское небо, на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Пришло время снова ринуться в бой. — Он открывает глаза и сразу же врезается в фонарный столб. — Черт возьми, Эл! — Он скрючивается от боли, держась руками за голову. — Спасибо за предупреждение.
Побагровевший Эл тяжело дышит в ответ, ему трудно говорить. Или даже невозможно.
— Кстати, забудем о том, что заниматься нужно мне, посмотри на себя. Доктор уже велел тебе сбросить несколько сотен фунтов.
— Пятьдесят фунтов, — вздох, — не равны, — вздох, — нескольким сотням. И не вздумай тоже на меня наседать, — вздох, — одной Дорис уже вполне достаточно! — Он хрипит, кашляет. — Что она может понимать в диетах?! Эта женщина вообще не ест. Она боится грызть ногти, потому что в них может оказаться слишком много калорий.
— Ногти у Дорис настоящие?
— Ногти и волосы — больше ничего. Хоть в этом-то я уверен. — Эл беспокойно оглядывается по сторонам.
— Что-то непохоже, что волосы настоящие.
— Настоящие, — заверяет Эл. — Ну, кроме цвета. Она брюнетка. Конечно, она же итальянка. Голова кружится.
— Да, от нее и правда немного кружится голова. Все эти разговоры о прошлой жизни применительно к женщине из парикмахерской! — смеется Джастин. А как ты это объяснишь?
— Я говорю, что у меня кружится голова. — Эл бросает на него сердитый взгляд и вытягивает руку, чтобы схватиться за ближайшие перила.
— О… я понял, я шутил. Кажется, мы почти пришли. Как ты думаешь, сможешь пройти еще сотню ярдов или около того?
— Зависит от масштабов «около того», — буркает Эл.
— Ну это как та неделя или около того, которую вы с Дорис собирались у меня провести. Кажется, она превращается в месяц.
— Мы хотели сделать тебе сюрприз, а Даг вполне может сам справиться с магазином, пока меня нет. Доктор посоветовал мне не напрягаться, Джастин. Учитывая случаи сердечных заболеваний в нашей семье, мне, правда, нужно отдохнуть.
— Ты сказал доктору, что в нашей семье есть случаи сердечных заболеваний?
— Ага. Папа ведь умер от сердечного приступа, разве нужно было это скрывать?
Джастин молчит.
— Кроме того, тебе не о чем переживать. Дорис сделает из твоей квартиры конфетку, так что ты еще будешь рад, что мы остались. Ты знаешь, что она сама оформила свою парикмахерскую для собак?
Глаза Джастина широко раскрываются.
— Ага! — Эл сияет от гордости. — Кстати, сколько еще занятий ты должен провести в Дублине? Может, мы с Дорис составим тебе компанию в одной из этих поездок, чтобы посмотреть на то место, откуда родом папа.
— Папа был из Корка.
— Вот как! А там у него еще остались родственники? Мы могли бы поехать и проследить наши корни, как ты считаешь?
— Это не такая уж плохая идея. — Джастин думает о своем расписании. — У меня осталось еще несколько занятий.
Впрочем, может быть, вы здесь так надолго не задержитесь. — Краем глаза он смотрит на Эла, проверяя его реакцию. — На следующей неделе им со мной поехать не можете, потому что я объединяю эту поездку со свиданием с Сарой.
— Ты действительно тащишься от этой девчонки?
