Лиза ощутила комок в горле. Уж конечно, в их особняке было кому мыть посуду. Просто… ей и в самом деле хотелось, чтобы Вера была ее дочкой. Причем это желание возникло с первого взгляда, но только сейчас она решилась себе в этом признаться. Непробиваемая Лиза Каменовская, которая ни разу не позволила себе влюбиться в мужчину, Лиза, чьи чувства всегда подчинялись разуму, вдруг ощутила внутри такую волну нежности, что она вот-вот готова была хлынуть потоком по щекам. Ну нет, плакать нельзя. И обещать нельзя, пока все не будет готово. Хоть и хочется.
– Я буду тебе звонить. И мы еще обязательно увидимся.
Она обняла малышку.
– Как бы я хотела, чтобы ты была моей мамой. Может, подумаешь?
Лиза выбежала из комнаты, чтобы не разрыдаться при ней.
Шумилов и слышать ничего не хотел об усыновлении.
– У нас трое своих детей! Если тебе мало, можем родить четвертого.
– Да зачем? Может, лучше позаботиться о человеке, который уже родился и теперь брошен на произвол судьбы.
– О нем заботиться государство. И всякие… благотворители. Нет и точка. Могу себе представить, какая там генетика.
– Ооо… неужели ты в это веришь? Почему же тогда наши дети так друг на друга не похожи? Если хочешь знать, она даже рыжая, как я. Конечно, все будут знать, что не родная, но в глаза бросаться не будет, раз уж для тебя это так важно. Ты же все печешься о своем имидже, о престиже? По-моему, усыновление – отличный пиар-ход.
Ну, уж если это не подействует. Но Шумилов только отмахнулся.
– Да не хочу никого усыновлять. Я уже усыновил твоего хромого пса, неужели этого недостаточно? Я не могу усыновлять всех, кого тебе жалко. Ну не мое это.
– Не могу понять, почему ты так против. Денег у нас больше чем достаточно, а дом такой огромный, что ты Верочку даже не заметишь. Если боишься за наследство, то можем опекунство оформить, и тогда она не будет иметь равных прав с мальчишками. Или я могу усыновить одна. Я узнавала, так можно…
– Я сказал нет. И закроем эту тему.
Лиза разозлилась.
– Что значит закроем? Мы же не банкетное меню обсуждаем! Предположим, ты не хочешь усыновлять, но я-то хочу! Это что, ничего не значит?
– Ой, да пожалуйста, – прошипел Арадий. – Усыновляй. Только не в этом доме. Вот Бог, вот порог.
Лиза звонила Вере раз в неделю. Та радовалась ее звонкам и подробно рассказывала о своих делах. О том, какую книгу читает, какие оценки в школе, какой спектакль они ставят в театральном кружке. Больше в семью она не просилась. Но у Лизы сердце сжималось от того, что, живя в роскоши, она не может приютить малышку, в которой нуждается, может быть, даже сильнее, чем девочка в любящей маме.
Она представляла, как познакомила бы Верочку с братьями (как же это здорово – иметь трех старших братьев), как наряжала бы ее на балы, расчесывала морковно-рыжие волосы и, пожалуй, записала бы на художественную гимнастику…
Лиза связалась с тремя психологами, и все они в один голос советовали не давить на мужа, потому что в противном случае, даже если он пойдет на поводу у жены, не имея твердого намерения, жизнь девочки в семье может стать невыносимой.
Она пробовала окольные пути – выбирала для совместных просмотров фильмы, по сюжету которых герои усыновляли детей, подсовывала журналы со статьями по теме. В конце концов муж просто интеллигентно попросил:
– Пожалуйста, не делай из меня дурака. Я сказал нет.
Лиза продолжала звонить в Южноуральск и отправлять подарки. И верила, что когда-нибудь все изменится. Хотя порой и сама не понимала, на какое чудо надеется.
Глава 32
Журналисты часто спрашивали Лизу, почему они с Аркадием все никак не поженятся официально. И каждый раз приходилось выдумывать новые объяснения. Иногда она говорила, что это попросту не имеет значения – после восемнадцати лет, прожитых вместе, и рождения троих детей они и так семья. Порой объясняла нежелание вступать в законный брак бумажной волокитой. А бывало, просто искусно меняла тему. Не то, чтобы это всерьез ее беспокоило, но слегка раздражало.
Аркадий разговоров о браке больше не заводил и на ее намеки не реагировал. Александр Юрьевич был все еще жив, старику шел восемьдесят девятый год. Дед уже не мог ходить по лестницам своего большого дома на Рублево-Успенском, так что родственникам пришлось заказать для него небольшой лифт. Но старик находился в здравом уме, и устроить грандиозный скандал, объявив Лизу проституткой, ему ничего не стоило. А Лизе все чаще казалось, что это все ерунда и они с Аркадием вполне выдержали бы травлю средств массовой информации и тогда, и сейчас. Ну, пошумели бы немного журналисты и успокоились. Если уж на то пошло, едва ли половина рублевских жен может похвастаться безупречной биографией. У остальных скелетов в шкафу намного больше, чем у Лизы. Есть среди них и стриптизерши, и порномодели. Так что копаться в прошлом этих женщин – все равно что выяснять происхождение капиталов их мужей: компромат гарантирован. И ведь живут же как-то люди. И ничего, женятся. Лиза очень жалела, что не настояла на свадьбе во время первой беременности, когда Шумилов был страстно влюблен и сдувал с нее пылинки. Теперь, когда детей было трое, жениться было вроде и незачем. И все же она втайне мечтала, что однажды случится этот особенный день – день их свадьбы. Может, хоть на двадцатилетие совместной жизни? Она все представляла, что однажды, подарив очередной эксклюзивный бриллиант, он снова скажет: «Выходи за меня».
И ей вроде бы удалось загнать эту чисто женскую мечту в дальний угол души и, в конце концов, убедить и себя, и окружающих, что штамп в паспорте – далеко не главное.
Ведь никто, даже самые желтые издания и злые языки, не смел утверждать, что Аркадий ее не любит. О том, что муж Лизу обожает, знали все. Никто не мог это оспорить. Соседи по Рублевке, партнеры Аркадия по бизнесу, за это время сменили жен, некоторые даже дважды, но их союз оставался нерушим.
Да, в последний год он изменял ей. Вполне вероятно, завел постоянную любовницу. Но Лиза даже не стала выяснять, кто она такая. В конце концов, и у нее теперь был Виктор, так что они квиты. Но одно дело – постель, и уж совсем другое – семья, союз, проверенный временем.
Аркадий нанял для Лизы охранника. Он же исполнял функции водителя и, как подозревала женщина, еще и шпиона. Муж ревновал ее и хотел убедиться в верности подруги жизни, что скорее льстило, чем раздражало.
Но этот самый охранник мирно спал или читал газету, сидя в машине перед спортивным центром, пока Лиза проводила время со своим личным тренером. А если обман раскроется… Что ж, вот тогда они поговорят в открытую. Хочет изменять? Пресытился супружеским сексом? Не вопрос. Но пусть имеет в виду, что и она тоже имеет право на связь на стороне. Не согласен? Пусть хранит верность.
Мама вышла на пенсию и переехала в Москву. Кристина Валерьевна купила трешку на окраине и жила там одна. К Лизе приезжала, только чтобы повидаться с внуками, зятя недолюбливала. Лизе порой казалось, что мама даже стыдится Аркадия. Могла, например, сказать ему в лоб, что он нажил капитал нечестным путем. Ну, нажил. Да что здесь такого? Как говорил Генри Форд: «Я готов отчитаться за каждый цент, кроме первого миллиона долларов». Сам Аркадий относился к теще подчеркнуто уважительно и считал, что общение с бабушкой пойдет на пользу сыновьям.
