— Видно, нелегко быть пастором, — сказал он, помолчав.
— Здесь еще ничего, здесь есть люди, — отвечал пастор. — А каково там, на севере!
Йеста хорошо понимал, что хотел сказать пастор.
Ему были знакомы приходы северного Вермланда, где порой даже нет жилья для пастора, где в обширных бедняцких лесных приходах финны живут в курных избах, где на целую милю не встретишь и двух человек, где на весь приход священник — единственный просвещенный человек. Пастор из Брубю прослужил в одном из таких приходов более двадцати лет.
— Да, туда нас засылают в молодые годы, — говорит Йеста. — Жизнь там невыносима. И человек опускается. Многие загубили там свою жизнь.
— Вы правы, — соглашается пастор. — Одиночество губит человека.
— Молодой пастор приезжает порой туда, полный надежд и радужных мыслей, горит желанием все исправить, увещевает людей, уверенный, что сумеет наставить их на путь истинный.
— Да, ваша правда.
— Но вскоре он замечает, что его слова не помогают. Воспринять их мешает бедность. Бедность не дает людям исправиться.
— Бедность, — повторяет пастор, — она-то и погубила мою жизнь.
— Приехавший туда молодой пастор, — продолжает Йеста, — беден, как и его прихожане. Он говорит пьянице: «Перестань пить!»
— А пьяница отвечает, — подхватил старый пастор, — «Тогда дай мне то, что лучше вина! Вино — это шуба зимой и прохлада летом. Вино — это теплый дом и мягкая постель. Дай мне все это, и я перестану пить!»
— А вот, — вставляет Йеста, — пастор говорит вору: «Не укради», злому: «Не бей жену», а суеверному: «Веруй в Бога, а не в дьявола и троллей». Тогда вор отвечает: «Дай мне хлеба!», а злой говорит: «Сделай нас богатыми, мы и перестанем ссориться!», а суеверный: «Так научи меня уму-разуму!» А кто может помочь им без денег?
— Истинная правда! Каждое ваше слово истинная правда! — восклицает старик. — В Бога они верят, но еще больше в дьявола, а больше всего в горных троллей я домового на гумне. Все зерно они переводят на водку, я нужде нет конца. Почти во всех серых домишках царит нищета. Скрытая печаль делает женщин сварливыми. Тяжкая жизнь заставляет мужчин пьянствовать. Поля и скот заброшены. Они боятся господина и насмехаются над пастором. Что можно с ними поделать? Они не понимали того, что я говорил им, стоя на кафедре. Они не верили тому, чему я хотел научить их. И не было никого, кто бы мог дать совет, подбодрить меня!
— Есть такие, кто выдержал, — говорит Йеста. — Бог был столь милостив к ним, что они вернулись несломленными. У них хватило сил выдержать одиночество, нищету, безнадежность. Они принесли малую толику добра, как сумели, и не отчаялись. Такие люди были всегда, и теперь они есть. Я почитаю их героями. Я буду преклоняться перед ними, пока живу. Сам я не смог этого выдержать.
— Я тоже не смог, — вторит ему пастор.
— Пастор, живущий там, — задумчиво продолжает Йеста, — решает, что ему нужно стать богатым, безмерно богатым. Бедному человеку зла не одолеть. И он начинает копить.
— Если он не станет копить, то запьет, — объясняет пастор, — слишком много горя он видит вокруг.
— Или опустится, обленится, обессилеет. Да, трудно приходится на севере тому, что там не родился.
— Чтобы копить, он должен стать жестоким. Сначала он прикидывается таким, потом это входит в привычку.
— Он должен быть жестоким к себе и другим, — продолжает Йеста. — Тяжкое дело копить. Он должен терпеть ненависть и презрение, голодать и мерзнуть, ожесточить свое сердце. Порой он даже забывает, для чего начал копить.
Пастор из Брубю смотрит на него с опаской. Быть может, Йеста издевается над ним? Но Йеста говорит горячо и серьезно. Можно подумать, что он говорит о самом себе.
— Так оно и было со мной, — тихо говорит старик.
— Но Господь не даст этому пастору погибнуть. Когда он накопит достаточно, Бог пробудит в нем мысли о юности. Он пошлет ему знамение, когда он будет нужен людям.
— А если пастор не внемлет знамению, что будет тогда, Йеста Берлинг?
— Он не станет ему противиться, — отвечает Йеста с радостной улыбкой, — слишком заманчивой будет для него мысль о теплых хижинах, которые он поможет построить беднякам.
Пастор глядит на маленькие строения, которые он соорудил из щепок срамной кучи. Чем дальше он говорит с Йестой, тем сильнее убеждается в том, что тот прав. Он всегда лелеял мысль о том, что сделает людям добро, когда накопит достаточно денег. И сейчас он цепляется за эту мысль. Ну конечно, он всегда намеревался это сделать.
— Но почему же тогда пастор не строит хижин? — робко спрашивает он.
— Из ложной скромности. Он боится, что люди подумают, будто он поступает так из-за страха перед ними, а не от чистого сердца.
— Именно так, он не терпит принуждения.
— Но ведь он может помочь тайно. В этом году людям так нужна помощь. Он может тайно найти кого-нибудь, кто раздаст его воспомоществование. О, это прекрасный замысел! — восклицает Йеста, и глаза его сияют. — В этом году тысячи людей получат хлеб от того, кого они осыпали проклятиями.
— Да будет так, Йеста.
И этих двух людей, столь мало преуспевших на поприще, которое они избрали, охватило чувство пьянящего восторга. Страстное желание юношеских лет служить Богу и людям вновь овладело ими. Они упивались, говоря о благодеяниях, которые им предстоит совершить. Йеста собирался стать помощником пастору в этом святом деле.
— Первым делом нужно раздобыть хлеб, — сказал пастор.
— Пригласим учителей. Научим людей обрабатывать поле и ухаживать за скотом.
— Проложим дорогу и построим новое селение.
— Построим шлюзы на водопадах Берга и откроем прямой путь между Левеном и Венерном.
— Когда будет открыт путь к морю, лесные богатства станут поистине бесценными.
— Люди станут денно и нощно благословлять вас! — воскликнул Йеста.
Пастор поднял голову. В глазах друг у друга они прочли пламенное вдохновение.
Но тут же их взгляд остановился на позорной куче.
— Йеста, — сказал пастор, — для всего этого нужны молодые силы, а мои дни сочтены. Ты видишь сам, что убивает меня.
— Так уберите ее прочь!
— Как я могу сделать это, Йеста Берлинг?
Йеста подошел к нему вплотную и пристально посмотрел ему в глаза:
— Молите Господа о дожде! — воскликнул он. — В следующее воскресенье во время проповеди. Молите Бога о дожде!
Старый пастор весь сжался от ужаса.
— Если это правда, что не пастор навлек на нас проклятье засухи, если вы в самом деле своей жестокостью и скупостью желали служить Всевышнему, молите Его о дожде! Пусть дождь будет знамением. Тогда мы узнаем его святую волю.
