Книга Ужас в музее, страница 19. Автор книги Говард Филлипс Лавкрафт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ужас в музее»

Cтраница 19

Кларендон нервно пролистал журнал в поисках нужной страницы и начал читать, крепко стиснув шприц в руке. Далтон задался вопросом об истинном положении вещей. Макнейл заверял, что автор публикации является авторитетнейшим медиком и что, какие бы ошибки ни содержались в статье, за ней стоит человек талантливый, эрудированный, абсолютно честный и искренний.

Наблюдая за доктором, Далтон увидел, как побледнело его худое бородатое лицо. Большие глаза засверкали, и длинные тонкие пальцы впились в страницы с такой силой, что те захрустели. На высоком желтоватом лбу, под линией редеющих волос, выступил пот. Спустя минуту Кларендон, задыхаясь, рухнул в кресло, недавно оставленное гостем, и продолжал жадно читать. Потом раздался дикий вопль, подобный крику затравленного зверя, и доктор повалился лицом на стол, сметая выброшенными вперед руками книги и бумаги, когда сознание его угасло, точно пламя свечи, задутое ветром.

Далтон, бросившись на помощь другу, подхватил за плечи худое тело и осторожно откинул на спинку кресла. Увидев на полу рядом с кушеткой графин, он плеснул воды в искаженное лицо и с облегчением увидел, как большие глаза медленно открылись. Теперь они не горели безумным огнем, но смотрели глубоким, печальным и совершенно ясным взором, и Далтон исполнился трепета перед лицом трагедии, постичь глубину которой не надеялся и не осмеливался.

Золотой шприц доктор по-прежнему стискивал в левой руке, и спустя несколько мгновений он с протяжным прерывистым вздохом разжал пальцы и пристально посмотрел на блестящий цилиндрик, перекатывавшийся на ладони. Потом Кларендон медленно заговорил — голосом, исполненным невыразимой печали и бесконечного отчаяния:

— Спасибо, Джимми, со мной все в порядке. Но мне еще многое нужно сделать. Недавно ты спросил меня, не повредит ли Джорджи этот укол морфия. Теперь я могу точно сказать, что ей он не повредит.

Он повернул маленький винтик на шприце и положил палец на поршень, одновременно левой рукой оттянув кожу у себя на шее. Далтон испуганно вскрикнул, когда доктор молниеносным движением правой руки впрыснул содержимое шприца в валик оттянутой кожи.

— Боже мой, Ал, что ты наделал?

Кларендон мягко улыбнулся — улыбкой покойной и смиренной, столь не похожей на сардонические ухмылки последних недель.

— Ты сам все понимаешь, Джимми, если еще не утратил мыслительных способностей, позволивших тебе стать губернатором. Надо полагать, из моих записей ты уразумел достаточно, чтобы признать, что мне ничего больше не остается. Ты неплохо успевал по греческому в университете, и у тебя наверняка не возникло особых трудностей с переводом. Могу сказать лишь одно: все это правда. Джеймс, я не хочу перекладывать свою вину на чужие плечи, но справедливости ради считаю нужным сказать, что в это дело втянул меня Сурама. Я не могу объяснить тебе, кто он такой и что собой представляет, ибо сам толком не знаю, а то, что мне известно, нормальному человеку лучше не знать. Скажу лишь, что я не считаю его человеческим существом в полном смысле слова и не уверен, что он является живым организмом в нашем понимании. Ты думаешь, я несу вздор? Хотелось бы мне, чтобы так оно и было, но весь этот кошмар совершенно реален. Я начинал свой путь с чистыми помыслами и благородной целью. Я хотел избавить мир от лихорадки. Я предпринял попытку и потерпел неудачу — ах, боже мой, если бы только у меня хватило честности признать свое поражение! Не верь моей прежней болтовне о научных достижениях, Джеймс, — я не нашел никакого антитоксина и даже близко не подошел к открытию оного!

Не изображай удивление, дружище! Бывалый политический боец вроде тебя наверняка навидался в жизни подобных разоблачений. Говорю тебе, я даже не приступал к работе над противолихорадочным препаратом. Но мои исследования приводили меня в разные странные края, и там, как на грех, мне довелось наслушаться рассказов еще более странных людей. Джеймс, если ты желаешь добра ближнему, посоветуй ему держаться подальше от древних, потаенных областей Земли. В забытых богом уголках планеты таятся великие опасности — там из поколения в поколения передаются знания, которые не идут на пользу простым смертным. Я слишком много беседовал со старыми жрецами и мистиками и в конце концов возымел надежду достичь темными путями всего, чего не сумел достичь законными.

Не стану объяснять, что именно я имею в виду, ибо, посвятив тебя в подробности, я бы уподобился старым жрецам, погубившим меня. Скажу лишь одно: с тех пор как мне открылось тайное знание, я содрогаюсь при мысли о нашем мире и испытаниях, выпавших на его долю. Наш мир бесконечно стар, Джеймс, и он пережил не одну страницу своей истории еще до зарождения знакомых нам форм органической жизни и связанных с нею геологических эпох. Страшно подумать: целые циклы эволюции, с живыми существами и расами, с вековым опытом, знаниями и болезнями — все это отжило свой срок и исчезло еще прежде, чем первая амеба зашевелилась во глубине тропических морей, как это описывает современная геология.

Я сказал «исчезло», но я не вполне точно выразился. Так оно было бы лучше, но дело обстоит несколько иначе. Кое-где древние традиции сохранились — не могу сказать тебе, каким образом, — и отдельные архаические жизнеформы сумели пробиться сквозь века в потаенных уголках планеты. В землях, ныне погребенных в океанской пучине, существовали богомерзкие культы, отправлявшиеся нечестивыми жрецами. Рассадником заразы была Атлантида, поистине страшная страна. Если небеса будут милосердны к нам, никто никогда не извлечет сей ужас из морских глубин.

Однако одна колония Атлантиды не затонула, и если войти в доверие к какому-нибудь туарегскому жрецу в Африке, он наверняка понарасскажет тебе диких историй о ней — историй, которые перекликаются со слухами, ходящими среди сумасшедших лам и полоумных погонщиков яков на затерянных азиатских плато. Я уже вдоволь наслушался подобных россказней и толков к тому моменту, когда мне поведали по-настоящему важную вещь. Подробностей ты никогда не узнаешь, но речь шла о некоем существе из бесконечно глубокой древности, которое может быть возвращено к жизни — или к видимости жизни — с помощью определенных приемов, о которых сам рассказчик имел смутное представление.

Так вот, Джеймс, несмотря на мое признание насчет лихорадки, ты знаешь, что я неплохой врач. Я усердно изучал медицину и стал разбираться в ней не хуже любого другого ученого — а возможно, и чуть лучше, поскольку в стране Хоггар я сделал нечто такое, чего никогда не удавалось ни одному жрецу. С завязанными глазами меня привели в одно потаенное место, куда никто не имел доступа на протяжении многих поколений, — и я вернулся оттуда с Сурамой.

Спокойно, Джеймс! Я знаю, что ты хочешь сказать. Откуда он знает все, что знает? Почему говорит на английском — да и на любом другом языке, коли на то пошло — без акцента? Почему он поехал со мной? И так далее и тому подобное. Я не могу объяснить тебе все, скажу лишь, что он воспринимает мысли, образы и впечатления не посредством мозга и органов чувств. Он нуждался во мне и моих научных знаниях. Он многое рассказал мне и открыл передо мной новые перспективы. Он научил меня поклоняться древнейшим, изначальным нечестивым божествам и наметил передо мной путь к ужасной цели, о которой я не могу даже туманно намекнуть тебе. Не настаивай, Джеймс, — я молчу во спасение твоего рассудка и рассудка всего человечества!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация