Самым страшным из всех ужасов, явленных на полотне, были струящиеся черные волосы, которые покрывали подобием мантии нагое тело, тронутое распадом, но сами не обнаруживали ни малейших признаков порчи. Все, что я слышал о них, полностью подтвердилось. Ничего человеческого не было в этой черной полутекучей-полуволокнистой массе извилистых змееподобных прядей. В каждом неестественном изгибе, извиве и завитке чувствовалась злотворная жизненная сила, а бесчисленные змеиные головы на концах локонов были намечены слишком четко, чтобы оказаться случайными штрихами или обманом зрения.
Богопротивное создание притягивало меня точно магнит. Я чувствовал себя совершенно беспомощным и уже не находил ничего неправдоподобного в мифе о взгляде горгоны, обращающем в камень всякое живое существо, которое на нее посмотрит. Потом мне почудилось, будто изображение на холсте переменилось. Черты злобного лица дрогнули и пришли в движение — тронутая распадом челюсть отвисла, и непристойно толстые губы раздвинулись, обнажив ряд острых желтых клыков. Зрачки демонических глаз расширились, а сами глаза полезли из орбит. А волосы — эти проклятые волосы!.. Они вдруг явственно зашевелились, зашуршали, и все змеиные головы обратились к де Рюсси и принялись угрожающе раскачиваться, точно перед стремительным броском!
Рассудок у меня помутился от страха, и, безотчетным движением выхватив свой автоматический пистолет, я всадил в жуткую картину одну за другой двенадцать пуль. Холст моментально рассыпался на куски, и даже рама с грохотом упала с мольберта на пыльный пол. Но едва я избавился от одного кошмара, как передо мной предстал другой — в облике самого де Рюсси, чьи дикие вопли повергли меня почти в такой же ужас, как сама картина.
Невнятно прокричав: «Боже, что вы наделали!», обезумевший от страха старик схватил меня за руку и потащил прочь из студии, а затем вниз по шаткой лестнице. В панике он уронил свечу, но уже близилось утро, и скудный серый свет просачивался сквозь пыльные окна. Я постоянно спотыкался и оступался, но мой хозяин ни разу не сбавил шага.
— Бегите! — истерически вопил он. — Спасайтесь! Вы не знаете, что вы натворили! Я ведь не все рассказал вам! У меня были обязанности — картина разговаривала со мной и предостерегала меня. Я должен был беречь и охранять ее — а теперь случится самое страшное! Она и ее волосы восстанут из могилы — бог ведает, с какой целью! Быстрее, быстрее же! Бога ради, давайте уберемся отсюда, покуда еще есть время. У вас машина — довезите меня до Кейп-Жирардо. В конце концов она настигнет меня где угодно, но предварительно я заставлю ее попотеть. Прочь же, прочь отсюда — скорее!
Когда мы спустились на нижний этаж, я услышал размеренные глухие удары, донесшиеся из глубины дома, а потом стук захлопнутой двери. Ударов де Рюсси не расслышал, но второй звук достиг его слуха — и старик издал самый душераздирающий вопль, какой только способно исторгнуть человеческое горло.
— О Боже!.. Всемогущий Боже!.. То хлопнула подвальная дверь… Она идет…
Я уже лихорадочно дергал ржавый засов и налегал плечом на перекошенную входную дверь с разболтанными петлями — тоже охваченный паническим ужасом теперь, когда я слышал тяжкую медленную поступь, приближавшуюся из задних комнат проклятого особняка. От ночного дождя дубовые доски разбухли, и массивную дверь заело еще сильнее, чем накануне вечером, когда я с немалым трудом отворил ее.
В одной из ближайших комнат под ногой неведомого существа громко скрипнула половица, и сей жуткий звук, похоже, лишил несчастного старика последних остатков рассудка. Взревев подобно разъяренному быку, он отпустил мою руку и метнулся направо — в дверной проем, видимо, ведущий в гостиную. Секундой позже, когда входная дверь наконец поддалась, открывая мне путь к бегству, я услышал звон разбитого стекла и понял, что де Рюсси выпрыгнул в окно. Слетев с перекошенного крыльца и опрометью бросившись по длинной, заросшей бурьяном аллее, я различил позади глухие размеренные шаги таинственного существа, которое не последовало за мной, но тяжкой поступью направилось в гостиную с затянутыми паутиной стенами и потолком.
В сером свете пасмурного ноябрьского утра я мчался сломя голову по заброшенной аллее, сквозь заросли чертополоха и шиповника, мимо засохших лип и уродливых карликовых дубов. Оглянулся я лишь дважды. В первый раз — когда почуял едкий запах дыма и вспомнил о свече, оброненной де Рюсси в мансарде. К тому времени я уже находился в спасительной близости от шоссе, на возвышенности, откуда была хорошо видна крыша особняка над деревьями. Как и я ожидал, густые клубы дыма валили из мансардных окон и подымались к свинцовому небу. Я возблагодарил силы небесные за то, что огонь истребит древнее проклятие, освободив от него землю.
Но несколько секунд спустя я оглянулся во второй раз и увидел две вещи, и чувство облегчения мигом сменилось глубоким шоком, от которого я не оправлюсь полностью до конца жизни. Как я уже сказал, я находился на возвышенности, откуда была видна значительная часть плантации — не только окруженный деревьями особняк, но также заброшенный, частично затопленный плоский участок земли у реки и несколько изгибов заросшей бурьяном аллеи, по которой я промчался во весь дух. И там, и там взору моему явилось — или примстилось — нечто такое, что мне искренне хотелось бы признать обманом зрения.
Обернуться меня заставил еле слышный отчаянный крик, донесшийся издалека, и я заметил какое-то движение на серой заболоченной равнине позади дома. На таком расстояния человеческие фигуры выглядят совсем крохотными, но мне показалось, что там двое — преследователь и преследуемый. Мне даже почудилось, будто я увидел, как убегающего человека в темной одежде настиг и схватил лысый голый преследователь — настиг, схватил и поволок к дому, уже объятому пламенем.
Но я не увидел, чем там кончилось дело, ибо в следующий миг взгляд мой привлекло движение на запущенной аллее — неподалеку от места, где я стоял. Сорная трава и кусты вздрагивали и покачивались — причем явно не от ветра, а так, словно в зарослях быстро ползла огромная змея, исполненная решимости догнать меня.
Нервы у меня окончательно сдали. Я как сумасшедший бросился к воротам, не обращая внимания на изодранную одежду и кровоточащие царапины на руках и лице, и запрыгнул в машину, припаркованную под огромным вечнозеленым деревом. Сиденья насквозь промокли от дождя, но мотор от воды не пострадал и завелся сразу же. Я рванул с места и помчался вперед, движимый единственным желанием убраться прочь от жуткого места, населенного кошмарными фантомами и демонами, — убраться как можно скорее и дальше.
Через три или четыре мили меня окликнул местный фермер — добродушный мужчина средних лет, с неторопливым говором и живым природным умом. Обрадовавшись возможности спросить дорогу, я затормозил, хотя и понимал, что представляю собой довольно странное зрелище. Мужчина охотно объяснил, как доехать до Кейп-Жирардо, и поинтересовался, откуда я еду в столь ранний час да в таком плачевном виде. Я счел за лучшее помалкивать, а потому сказал, что ночью попал под дождь и нашел пристанище на ферме неподалеку, а с утра долго плутал в зарослях колючего кустарника, пытаясь разыскать свою машину.
