Вскоре я обнаружил, что моя карьера в Африке начала давать сбои, хотя я возлагал на нее все свои надежды, пожертвовав ради этого даже американским гражданством. Явную холодность ко мне проявили и власти в Момбасе — особенно же люди, знавшие сэра Нормана. Вот я и решил рано или поздно расквитаться с Муром, хотя еще не знал как. Он явно ревновал к моей ранней славе и воспользовался преимуществом своей давней переписки с сэром Норманом, чтобы меня свалить. И злоба эта исходила от друга, которого я сам же заинтересовал Африкой — и опекал, и поощрял во всех делах, пока он не достиг некоторой известности в качестве специалиста по африканской энтомологии. Впрочем, даже сейчас я не стану отрицать, что он немало сделал в своей области науки. Но ведь это я создал его, он же в ответ уничтожил меня. И вот теперь — да придет мой час! — я уничтожу его.
Когда стало ясно, что в Момбасе мои дела пошли на спад, я приискал себе новое место — в глубинке, в Мгонге, всего лишь в пятидесяти милях от границы с Угандой. Это фактория, занимающаяся торговлей хлопком и слоновой костью, где служат всего восемь белых людей, не считая меня. Проклятая дыра, почти на самом экваторе, подверженная всем видам лихорадки, какие знает человечество. Повсюду ядовитые змеи и насекомые — да еще негры с их болезнями, о каких никто и слыхом не слыхивал в медицинских колледжах за пределами этого края. Но работа моя не из тяжелых, и у меня имеется масса свободного времени для размышлений о том, что же мне сделать с Генри Муром. Забавно, но теперь самое почетное место на моей книжной полке отведено его опусу «Двукрылые Центральной и Южной Африки». Это и в самом деле толковое пособие — им пользуются в Колумбийском, Гарвардском и Висконсинском университетах, — но лично меня больше всего заинтересовали кое-какие специальные его разделы.
На прошлой неделе я столкнулся с явлением, подсказавшим мне способ разделаться с Муром. Торговцы из Уганды привезли с собой одного чернокожего с подозрительной болезнью, природу которой я пока еще не могу определить. Он находится в полусонном состоянии с сильно пониженной температурой, но беспрерывно ворочается в постели, совершая какие-то необычные телодвижения. Другие чернокожие боятся его и утверждают, что он заколдован неким знахарем, но Гобо, наш переводчик, сказал, что его укусило какое-то насекомое. Что это было на самом деле, не могу себе представить, но на руке негра остался небольшой след, как от прокола. Он ярко-красного цвета, с пурпурным кольцом вокруг. Выглядит очень зловеще — неудивительно, что эти парни толкуют о черной магии. Похоже, для них это не новость, и они утверждают, что помочь тут ничем нельзя.
Старый Н'Куру из племени галла говорит, что парня укусила дьявольская муха, которая своим ядом день за днем истощает жертву, доводит до смерти, а после завладевает ее душой и личностью, как если бы человек оставался в живых; она летает вокруг, обладая его сознанием, пристрастиями и антипатиями. Легенда более чем странная, но, с другой стороны, я не знаю ни одного насекомого, обладающего свойствами, которые могут достаточно убедительно объяснить настоящий случай. Вколол больному — его зовут Мевана — добрую дозу хинина и взял на пробу кровь, но добился немногого. Вид микроба весьма своеобразен, и я не могу даже отдаленно идентифицировать его. Всего ближе к нему бацилла, которую находят у быков, лошадей и собак, укушенных мухой цеце, но последняя не заражает людей; кроме всего прочего, мы находимся слишком далеко к северу от ареала ее обитания.
Как бы то ни было, главное — отныне я знаю, как покончить с Муром. Если туземцы говорят правду и в этой глубинной области живут столь опасные насекомые, то уж теперь-то я непременно доживу до той минуты, когда он получит от не внушающего ему никаких подозрений отправителя посылку, сопровождаемую массой заверений в полной безвредности содержащегося в ней крылатого груза. Важнее всего убедить Мура отбросить все предосторожности, когда он (а в этом нет сомнений!) захочет изучить неизвестных ему мух — и вот тогда природа сама завершит начатое мной! Думаю, не составит труда наловить насекомых, которых так боятся чернокожие. Сперва посмотрим, что будет с этим Меваной, а там останется только найти посланника смерти.
7 января. Меване не лучше, хотя я вколол ему все известные мне антитоксины. Он испытывает постоянные приступы озноба, во время которых напыщенно и испуганно твердит о пути, предназначенном его душе, когда он переселится в ужалившую его муху; в промежутках между приступами он находится в полуступоре. Сердце пока работает хорошо, так что спасти его можно. Постараюсь сделать это — возможно, он окажется лучшим проводником в те места, где был укушен.
А пока напишу доктору Линкольну, моему здешнему предшественнику, — Аллен, главный комиссионер фактории, говорит, что он отлично изучил местные болезни. Он должен знать и об этой дьявольской мухе, если, конечно, она вообще известна хоть одному белому человеку. Сейчас доктор живет в Найроби, что, благодаря железной дороге, не так уж и далеко отсюда. Всего лишь через неделю чернокожий курьер должен доставить мне его ответ.
10 января. Положение пациента без перемен, но зато я нашел то, что мне было нужно! Это старый регистрационный журнал с записями о болезнях местных жителей, который, в ожидании ответа от Линкольна, я тщательно изучил. Тридцать лет тому назад здесь разразилась эпидемия, убившая в Уганде тысячи туземцев, и можно с определенностью сказать, что разносчиком болезни была муха Glossina palpalis, находящаяся в некотором родстве с видом Glossina marsitans, то есть цеце. Муха эта обитает в кустарнике по берегам рек и озер и питается кровью крокодилов, антилоп и других крупных млекопитающих. Насосавшись крови, содержащей в себе микроб трипаносомиасиса, или, иначе, сонной болезни, она носит его в своем организме. После инкубационного периода в тридцать один день инфицированное насекомое становится разносчиком этой тяжелой болезни. Укус такой мухи означает верную смерть для всех и вся в течение семидесяти пяти дней.
Сомнения нет, это та самая «дьявольская муха», о которой судачат негры. Теперь знаю, на что держать курс. Мевана, надеюсь, выживет. Через пяток дней должна прийти весточка от Линкольна — у него великолепная репутация врача-практика. Самое трудное для меня — доставить мух в дом Мура, да так хитро, чтобы он не опознал их породу. А при его несчастной дотошности ученого можно не сомневаться, что ему тут же приспичит изучить все особенности неизвестных насекомых, коль скоро они попали ему в руки.
15 января. Только что принесли письмо от Линкольна. Он подтверждает все, что говорят записи о Glossina palpalis в регистрационном журнале. У него есть средство от сонной болезни, которое во многих случаях дает прекрасные результаты — если, конечно, не применять его слишком поздно. Мевана был ужален около двух месяцев назад, и я не знаю, как оно подействует на него. Линкольн, однако, уверяет, что в ряде случаев наблюдались просрочки до восемнадцати месяцев, так что, возможно, я не слишком сильно опоздал. Линкольн прислал мне немного своих лекарств, и я только что вколол Меване препорядочную дозу. Сейчас он в ступоре. Из деревни привели его старшую жену, но он даже не узнал ее. Если ему суждено выздороветь, он наверняка покажет мне, где обитают эти мухи. Говорят, он непревзойденный охотник за крокодилами и знает Уганду как свои пять пальцев. Завтра сделаю ему еще одну инъекцию.
