– Вот-вот, – закивал мистер Дедал. – У миссис Мэрион Блум можно снять платье любого рода.
Позвякивала по набережным коляска. Буян развалился на тугих шинах.
Печенка с беконом. Почки и говядина в тесте. Хорошо, сэр. Хорошо, Пэт.
Миссис Мэрион метим псу хвост. Запах горелого Поль де Кока. Симпатичное имя у.
– А как ее девичья фамилия? Пикантная девица была. Мэрион…
– Твиди.
– Да-да. А жива она?
– Еще как.
– Она ведь была дочерью…
– Дочерью полка
[1077].
– В самую точку, ей-ей. Я помню этого старого тамбурмажора.
Мистер Дедал чиркнул, высек, разжег, выдохнул душистый клуб в заключенье.
– Ирландка ли? Ей-ей, не могу сказать. А вы не знаете, Саймон?
За клубом еще клуб, душистый, крепкий, густой, потрескивая.
– Щечный мускул… Что?… Малость заржавел… Ну как же, она конечно…
О, Молль, ирландочка моя.
Выпустил пахучий залп, пышный клуб.
– С Гибралтарских скал… прямиком.
Они томились в тени океанских глубин, золото у пивного насоса, бронза возле бутылок мараскина, обе в задумчивости, Майна Кеннеди, Лисмор-Террас 4, Драмкондра, с Адолорес, красою, Долорес, безмолвной.
Пэт подал заказ на незакрытых тарелках. Леопольд принялся нарезать печенку на ломтики. Как уже было сказано, он с удовольствием ел внутренние органы, пупки с орехами, жареные наважьи молоки, между тем как Ричи Гулдинг, Коллис, Уорд ел говядину и почки, то говядину то почки, запеченные кусочки ел он ел Блум они ели.
Блум с Гулдингом, молчанием обрученные, ели. Трапезы принцев.
По Бэйчлорз-уок
[1078] позвякивала коляска на тугих шинах, катил в ней вольный холостяк Буян Бойлан – по солнцу, по жаре, под щелканье хлыста над гладким крупом кобылки – на теплом сиденье развалясь, дерзкого пыла и нетерпения полн. Зачесалось. У тебя? Зачесалось. У тебя?
Заче– заче-салось.
Перекрывая все голоса, перегромыхивая гремящие аккорды, ринулся в бой бас Долларда:
– Когда любовь в душе горит…
Раскаты Бендушебенджамина докатились до сотрясаемых содрогнувшихся от любви стекол крыши.
– Война! Война! – вскричал отец Каули. – Вот это воин!
– Что правда, то правда, – захохотал Бен Воин. – Я как раз думал про вашего домохозяина. До победного конца.
Он смолк. Огромною бородой и огромною головой покачал он по поводу его огромного промаха.
– Старина, вы бы ей наверняка разорвали барабанную перепонку, – проговорил мистер Дедал сквозь аромат дыма, – этаким-то вашим органом.
Зайдясь смехом, бородатым и богатырским, Доллард сотрясался над клавишами. Наверняка разорвал бы.
– Не говоря уж о другой перепонке, – добавил отец Каули. – Вполсилы, Бен. Amoroso ma non troppo
[1079].
Позвольте-ка мне.
Мисс Кеннеди принесла двум джентльменам по кружке холодного портера.
Обронила два слова. Да, согласился первый джентльмен, погодка отменная.
Они потягивали свой портер. А не знает ли она, куда направлялся вице-король? Слышали сталь копыт, звон копыт, звон. Нет, она не могла сказать. Но ведь об этом должно быть в газете. О, ей не стоит себя утруждать. Ничего трудного. Развернув «Индепендент», она замелькала страницами, разыскивая, вице-король, корона, не королевская, колыхалась в такт, вице-ко. Это слишком хлопотно, сказал первый джентльмен. Нет-нет, нисколько. А как он при этом посмотрел. Вице-король. За бронзой золото слышали стали звон.
– …в душе горит, Других забот уж нет.
В печеночной подливке Блум разминал мятый картофель. Любовь и войну кто-то там. Коронный номер Бена Долларда. Прибежал к нам в тот вечер просить фрачную пару для концерта. Брюки узки, в обтяжку как барабан.
Боров– музыкант. Молли обхохоталась потом, когда он ушел. Бросилась на кровать поперек, дрыгает ногами, стонет от смеха. Ты видел, у него весь прибор на выставку. Ох, дева Мария, я не выдержу! Вот дамам-то в первом ряду! Ох, никогда так не хохотала! А что, на этом у него и держится весь бас-бормотон. Не сравнишь с евнухом. Кто же это там играет. Отличное туше.
Должно быть, Каули. Музыкален. Любую ноту назовет сразу. А с дыханием у бедняги худо. Перестал.
Мисс Дус, чарующая Лидия Дус, мило кивнула входящему Джорджу Лидуэллу, весьма обходительному джентльмену, стряпчему. Добрый день. Она протянула свою влажную ручку, ручку леди, его твердому пожатию. Да, вернулась уже.
За старую канитель.
– А ваши друзья уже там, мистер Лидуэлл.
Джордж Лидуэлл ее обходительно пообхаживал, подержал лидоручку.
Блум поедал печ, как уже было сказано. По крайней мере, тут чисто. Не то, что у Бертона. Тот малый с его месивом из хрящей. А тут никого, я да Гулдинг. Чистые столики, цветы, салфетки митрами. Пэт туда-сюда снует, лысый Пэт. Ничего не скажешь. Лучшее, что есть в Дуб.
Снова звуки рояля. Явно Каули. Садится за рояль, как сливается с ним, полное взаимопонимание. Тоскливые точильщики скребут скрипки, скосив глаза на конец смычка, пилят несчастную виолончель, пока у тебя зубы не заболят.
Ее тоненькое похрапыванье. В тот вечер, когда мы в ложе. Тромбон под нами сопел как морж, а в антракте один трубач развинтил и давай выбивать слюни.
У дирижера брюки мешком, ногами на месте возит-возит. Правильно, что их в яму прячут.
Позвякивая коляска везет-везет.
Вот разве арфа. Красиво. Мягкий золотой свет. Девушка играла на ней.
Словно корма изящной. Хорошо этот соус подходит к. Золотой ладьи. Эрин.
Арфа дивная однажды или дважды. Прохладные руки. Бен Хоут
[1080], рододендроны. Все мы арфы
[1081]. Я. Он. Старый. Молодой.
– Нет-нет, старина, я не могу, – застенчиво и смиренно отнекивался мистер Дедал.
Энергично.
– Да валяйте же, гром и молния! – громыхнул Бен Доллард. – Как получится, так и получится.
– "M'appari", Саймон, – попросил отец Каули.
