– Adiutorium nostrum in nomine Domini
[1246].
– Que fecit coelum et terram
[1247].
– Dominus vobiscum
[1248].
– Et cum spiritu tuo
[1249].
И возложил он руки на блаженных и возблагодарил и молился, и все они с ним так молились:
– Deus, cuius verbo sanctificantur omnia, benedictionem tuam effunde super creaturas istas; et praesta ut quisquis eis secundum legem et voluntatem Tuam cum gratiarum actione usus ruerit per invocationem sanctissimi nominis Tui corporis sanitatem et animae tutelam Te auctore percipiat per Christum Dominum nostrum
[1250].
– Мы все такого же мнения, – говорит Джек.
– Долгих вам лет, Лэмберт, – говорит этот Крофтон или Кроуфорд.
– Не против, – отвечает Нед, поднимая стаканчик виски. – Пилось бы да елось.
Я поглядываю по сторонам, не придет ли кому-нибудь счастливая мысль, и тут, проклятье, опять он является, с таким видом, как будто спешил со всех ног.
– А я, – говорит, – только что был в суде, вас искал. Надеюсь, я не…
– Нет-нет, – отвечает Мартин. – Мы готовы.
В суде, говоришь, а ну в глаза посмотри, небось, от золота все карманы отвисли. Крохобор хренов, недоделок. Хоть по одной-то поставил бы. Куда, черта с два тебе! Вот они вам, жиды! Один профит знают. Нюх, как у крысы в нужнике. Сто на пять.
– Никому не рассказывай, – говорит Гражданин.
– Прошу прощения? – Блум ему.
– Пойдемте, пойдемте, – торопит Мартин, видя, что пахнет жареным. – Пора двигаться.
– Никому не рассказывай. – Гражданин повторяет и аж рычит от полноты чувства. – Держи в секрете.
Псина тут просыпается и тоже издает рык.
– Ну, мы пошли, пока, – Мартин говорит.
И поживей их выталкивает наружу, Джека Пауэра и Крофтона или как бишь его, и этого между ними посередке, а тот все прикидывается, будто ему невдомек, из-за чего сыр-бор, и все они залезают в свой хренов кэб.
– Пошел, – говорит Мартин кучеру.
Гривой своей тряхнул дельфин белоснежный, и кормчий, встав на золоченой корме, направил вздувшийся парус по ветру. Стремительно полетела ладья на всех парусах, уставив спинакер по штирборту. Прекрасные нимфы всплывали во множестве по бакборту и по штирборту и, приближаясь к благородной ладье, смыкали с нею сияющие очертанья, как делает хитроумный мастер-колесник, прилаживая вокруг оси колеса равноотстоящие лучи, братья один другому, и огибая их ободом, и быстроту сообщая стопам мужей, спешат ли они на грозную сечу или состязаются ради улыбки прекрасных дам. И так, приплывая, располагались они, нимфы благосклонные, бессмертные сестры. И смеялись, резвясь в клубах белопенных, и резво взрезала волны ладья.
Но тут, не успел я приземлить кружку на стол, как вижу, Гражданин подымается и прет, шатаясь, к дверям, сопя, раздувшись как от водянки, и изрыгает на того по-ирландски проклятие Кромвеля
[1251] и большую анафему и все трехэтажные приветствия, плюется кругом как бешеный, а малыш Олф и Джо на нем повисли пиявками, пробуют удержать.
– Пустите меня, – ревет.
И я не я буду, он-таки дополз до дверей, они его с боков держат, а он вдруг как заорет во всю глотку:
– Тройное ура Израилю!
Arrah, сидел бы уж на парламентской стороне жопы
[1252], не делал из себя посмешище всему городу. Ей-ей, всегда найдется кретин, который из-за куриного дерьма готов лезть в пузырь. Загадят тебе всю лавочку, пива пить не захочешь.
А там у дверей уж все оборванцы и потаскухи с целого Дублина, Мартин дергает кучера, погоняй, Гражданин все орет, Джо с Олфом унимают его, а тот уже из кэба опять понес свою лекцию про евреев, зеваки его подзуживают, толкай речугу, Джек Пауэр тянет за рукав, чтобы язык придержал, один из ротозеев, кривой, на глазу повязка, горланит «Если б вдруг на луну влез жид»
[1253], а какая-то шлюха вопит:
– Эй, кавалер! У тебя ширинка расстегнута! Кавалер!
А тот вещает из кэба:
– Мендельсон был евреем и Карл Маркс и Меркаданте
[1254] и Спиноза. Спаситель был еврей и отец его был еврей. Ваш же Бог.
– У него не было отца, – Мартин говорит. – Все, хватит, поехали.
– Чей Бог? – Гражданин спрашивает.
– Ну так дядюшка его был еврей, – тот свое. – Ваш Бог был еврей.
Христос был еврей, как я.
Гражданин при этих словах заныривает обратно в бар.
– Клянусь Богом, – рычит, – я этому жидку вышибу мозги за то, что треплет святое имя. Клянусь Богом, я ему устрою распятие. Где там была эта жестянка из-под печенья.
– Стой! Стой! – кричит Джо.
Широкое, представительное общество, где были тысячи друзей и знакомых из Дублина и окрестностей, собралось, чтобы проститься с Надьяшагошем урамом Липоти Вирагом
[1255], бывшим сотрудником гг. Александр Том и Кь, печатников Его Величества, по случаю отъезда его в дальний край, в Сажарминчборьюгуляш – Дугулаш
[1256].
Прощальная церемония, проходившая с большим оживлением, была отмечена теплотой и сердечностью. Свиток древнего ирландского пергамента, украшенный миниатюрами работы ирландских мастеров, был преподнесен именитому феноменологу от лица значительной части собравшихся, купно также и с другим даром, серебряным ларцом, искусные украшения которого, выполненные в стиле древних кельтских орнаментов, делают высшую честь создателям этого шедевра, гг. Джекоб agus
[1257] Джекоб.
