— Возьми, сударыня, сию частицу черепа нашего блаженного основателя. Булла отца святого приписывает этим реликвиям многие отпущения грехов; реликвии сии дороже всех, какими мы обладаем. Пусть воспитанница твоя носит их на сердце и да поможет ей бог.
Заполучив ковчежец, мы вскрыли его, надеясь, что обнаружим в нём прядь волос нашего наставника, но ожидания наши были напрасны. Санудо, хотя и чувствительный и легковерный, а быть может даже несколько тщеславный, был однако непоколебимо добродетелен и верен своим принципам.
После вечернего урока Вейрас спросил его, почему священникам нельзя вступать в брак.
— Потому что это принесет им несчастье на этом и, быть может, навлечет на них проклятие на том свете, — ответствовал Санудо, после чего с необычайной суровостью прибавил: — Раз навсегда запрещаю тебе задавать подобные вопросы.
Наутро Санудо не пошел в исповедальню. Дуэнья добивалась разговора с ним, но он прислал на своё место другого священника. Мы уже усомнились в исходе нашего недостойного предприятия, как вдруг нам помог нежданный случай.
Молодая графиня де Лириа незадолго до вступления в брак с маркизом де Фуэн Кастилья опасно захворала и всё бредила в горячке, впав в своего рода безумие. Весь Бургос искренне интересовался этими двумя знатными семействами и весть о недуге графини де Лириа поразила всех.
Отцы-театинцы также узнали об этом, вечером же Санудо получил письмо следующего содержания:
Святая Тереза сильно разгневана и говорит, что ты меня обманул, не щадит она также горьких упреков донне Мендоса за то, что дуэнья сия ежедневно проезжала со мною мимо коллегии театинцев. Святая Тереза любит меня гораздо больше, чем ты… Голова моя кружится — испытываю несказанные боли — умираю.
Письмо это писано было дрожащей рукой и почти неразборчиво. Внизу было приписано иным почерком:
Бедная моя больная пишет в день два десятка подобных писем. В эту минуту она уже не в состоянии взяться за перо. Молись за нас, отец мой. Вот всё, что я могу тебе сообщить.
Санудо не вынес этого удара. Одурманенный, смущенный, он не мог найти себе места, сидел как на иголках, то и дело входил и выходил. Всего приятнее для нас было то, что он не появлялся в классе, или, самое большее, приходил на столь короткий срок, что мы могли вытерпеть его наставления без скуки.
Кризис протекал благоприятно, и старания опытных врачей спасли прекрасную графиню де Лириа. Больная медленно возвращалась к жизни. Санудо же получил письмо следующего содержания:
Опасность миновала, но болезнь до сих пор ещё терзает разум. Юная особа ежеминутно может вырваться из моих рук и выдать свою тайну. Благоволи подумать, не мог ли бы ты принять нас в твоей келье. Ворота у вас запираются лишь около одиннадцати, и мы придем, как только стемнеет. Быть может, советы твои будут более действенны, чем реликвии. Если такое состояние продлится дольше, то и мой разум помутится. Заклинаю тебя именем господним, отец мой, спаси честь двух знатных семейств.
Слова эти настолько поразили отца Санудо, что он едва смог дотащиться до своей кельи. Заперся там, а мы притаились у дверей, желая узнать, что он станет делать. Сперва он залился горькими слезами, после чего стал горячо молиться. Наконец, призвал привратника и сказал ему:
— Если какие-нибудь две женщины придут и будут спрашивать обо мне, не впускай их ни под каким видом.
Санудо не вышел к ужину и провел вечер в молитве. Около одиннадцати он услышал стук в дверь. Отворил; юная девушка вбежала в его келью и опрокинула лампу, которая тут же погасла. В тот же миг раздался голос настоятеля, призывавший отца Санудо.
В этом месте рассказ вожака хотел прервать один из его людей, пришедший дать ему отчет о том, что предпринято ими, но Ревекка закричала:
— Прошу тебя, не прерывай своего рассказа. Я должна ещё сегодня узнать, как Санудо вышел из столь щекотливого положения!
— Позволь, сударыня, — ответил цыган, — посвятить несколько минут этому человеку, после чего я буду говорить дальше.
Мы в один голос похвалили Ревекку за её нетерпеливость; цыган же, отослав человека, который его прервал, так продолжал свою речь:
Раздался голос настоятеля, призывающий отца Санудо, который, едва успев запереть двери на ключ, отправился к своему начальству.
Я недооценил бы вашу проницательность, предположив, что вы ещё не догадались, что лже-дуэньей Мендоса был Вейрас, графиней же — та самая девчонка, с которой намеревался обвенчаться вице-король Мексики.
Итак, я оказался внезапно запертым в келье Санудо, да к тому же ещё впотьмах, не имея ни малейшего понятия, каким образом выпутаться из этой истории, которая, увы, обернулась совершенно по-иному, чем мы предполагали. Ибо мы убедились, что хотя Санудо и легковерен, однако его нельзя назвать слабохарактерным или же лицемерным. Разумнее всего было бы отказаться от дальнейших проделок и остановиться, пока не поздно. Бракосочетание графини де Лириа, совершившееся, кстати, несколько дней спустя, и счастье обоих супругов остались бы для отца Санудо необъяснимыми загадками и мукой до конца его дней; но мы стремились стать свидетелями замешательства нашего наставника, а потому ломали себе голову, не следует ли завершить эту сцену громким взрывом смеха или же язвительной иронией. Я как раз раздумывал об этом, причем не без злорадства, как вдруг услышал, что двери отворяются. Вошел Санудо, и вид его смутил меня больше, чем я того ожидал. На нём был стихарь и епитрахиль: в одной руке он держал подсвечник, в другой — распятье черного дерева. Он поставил светильник на стол, сжал обеими руками распятье и молвил:
— Сеньора, ты видишь меня здесь, облаченного в священные одеяния, которые должны тебе напомнить о духовном характере моей особы. Будучи священнослужителем господа спасителя нашего, я не могу лучше выполнить своего призвания, как удержав тебя над самым краем бездны. Сатана помутил твой разум, сатана увлекает тебя на ложный путь. Задержи шаги свои, воротись на стезю добродетели, которую судьба твоя усеяла цветами. Тебя призывает младой супруг; предназначает тебя ему в жены добродетельный старец, кровь коего течет в твоих жилах. Отец твой был его сыном; он опередил вас обоих в обители чистых духов и оттуда указует вам путь. Вознеси взор к небесному светилу, вырвись из когтей злого духа, который отуманил твой взор; прозри и взгляни на слуг господа, чьим вечным недругом является сатана.
Санудо произнес ещё множество подобных фраз, которые, конечно, обратили бы меня, если бы я и в самом деле был графиней де Лириа, влюбленной в своего исповедника; но, что поделаешь, ежели вместо прекрасной графини перед ним стоял негодник в юбке и плаще, увы, не ведающий, чем всё это кончится.
Санудо перевел дыхание, после чего продолжал следующим образом:
