2. Керкопы были, как о том говорят различные пары их имен, керы, или Злобы, приходящие в виде обманчивых и злых снов, которых можно было избежать, взывая к Гераклу — единственному, кто имел власть над ночными кошмарами (см. 35.3—4). Вначале представленные в виде простых призраков, наподобие керкопов (их имя является всего лишь вариантом слова cercops), в более поздних произведениях они уже фигурируют как cercopithecoi («обезьяны») — возможно, из-за связи между Гераклом и Гибралтаром, т.е. одним из установленных им столпов, откуда карфагенские купцы привозили ручных обезьян для богатых греческих и римских дам. Мало вероятно, чтобы на двух маленьких островках — Исхии и Прохите
[223], расположенных к северу от Неаполитанского залива и называемых греками Питекуссами, — водились обезьяны. Название этих островков на самом деле происходит от слова pithoi, или «сосуды», которые на этих островах изготовлялись (Плиний. Естественная история ІІІ.6).
3. Обычай виноградарей убивать путников в пору виноделия, когда совершался обряд в честь духа Лозы, был широко распространен в Сирии и Малой Азии, а аналогичные жертвоприношения во время сбора урожая встречались повсеместно и в Азии, и в Европе. Джеймс Фрэзер подробно рассмотрел этот вопрос в «Золотой ветви». Здесь Гераклу приписывается наложение запрета на человеческие жертвы, т.е. социальная реформа, которой особенно гордились греки, несмотря на то что войны между ними становились все более жестокими и разрушительными.
4. Писатели классической эпохи воспринимают служение Геракла Омфале как аллегорию, отражающую то, как легко сильного мужчину может поработить похотливая, честолюбивая женщина, а поскольку пупок воспринимался как вместилище женской страсти, то имя Омфала становится еще более красноречивым. Однако этот сюжет повествует об очень древнем этапе в развитии идеи царя-жреца, когда происходил переход от матриархата к патриархату, и царь, будучи возлюбленным царицы, получил возможность замещать ее во время церемоний и жертвоприношений; при этом он должен был носить ее одежды. Э. Ревийю
[224] показал, что в древнюю шумерскую эпоху такая система существовала в Лагаше. Более того, некоторые сюжеты критского искусства изображают мужчин в женских одеждах во время жертвоприношений, причем на них не только пятнистые штаны-юбочки, как на саркофаге из Хагия-Триада, но даже юбки с оборками, как, например, на дворцовой фреске в Кноссе. Рабство Геракла объясняется исконными матриархальными обычаями, существующими в западной Африке: в Лоанго, Дауре и Аброне, как указывал Р. Бриффо, царь происходит из рабов и не имеет власти; в Агонне, Латуке, Убембе и других местах вообще имеется только царица, которая не вступает в брак, а выбирает себе любовников из рабов. Более того, аналогичная система существовала вплоть до классической эпохи среди древней локрийской знати, из числа которой выбирались жрицы Троянской Афины (см. 158.8). В 683 г. до н.э. локрийцы вынуждены были переселиться из центральной Греции в эпизефирские Локры, расположенные на южной оконечности Италии, «из-за скандала, разразившегося в связи с неразборчивыми любовными связями между женщинами из благородных семей и рабами» (см. 18.8). Эти локрийцы вели свое происхождение не от эллинов, считали добродетелью добрачные связи (как это было принято среди критян, карийцев и аморитов) (Клеарх 6) и настаивали исключительно на матрилинейном наследовании (Дионисий Периэгет. Описание Земли 365—367; Полибий XІІ.6b). Подобная практика должна была быть повсеместно распространена в доэллинской Греции и Италии, но только в Багнаре, неподалеку от развалин эпизефирских Локр, еще помнят о существовавшей некогда матриархальной традиции. Женщины из Багнары носят длинные юбки в складку и ходят босиком, совершая торговые сделки и по нескольку дней оставляя детей на попечении мужей. На голове они могли носить поклажу весом до двух «квинталов». Мужчины получали «отпуск» весной, когда шла меч-рыба и они могли показать свое искусство владения острогой, а также летом, когда они отправлялись в горы и жгли древесный уголь. Хотя официальным покровителем Багнары является св. Николай, никто из багнаротов не признает его существования, а местный священник жалуется, что жители больше внимания уделяют святой Деве, чем Сыну. Святая Дева заменила им девственную Кору, чей прекрасный храм в классическую эпоху принес большую известность Локрам.
137. Гесиона
Когда рабство Геракла у царицы Омфалы закончилось, он, уже не терзаемый безумием, вернулся в Тиринф и сразу же стал собираться в поход против Трои1 по следующим причинам. Он и Теламон (то ли по дороге из страны амазонок, то ли когда аргонавты сошли на берег у Сигейского мыса) были поражены, увидев дочь Лаомедонта Гесиону, прикованную к скале у троянского берега2, совсем нагую, если не считать нескольких украшений. Оказалось, что Посейдон наслал морское чудовище, чтобы покарать Лаомедонта за неуплату денег ему и Аполлону за то, что те построили городские стены и пасли его стада. Некоторые, правда, говорят, что Лаомедонт обязался принести им в жертву всех коров, родившихся в тот год в его царстве. Другие утверждают, что он обещал им жалкую плату как поденщикам, но и ту заплатил не полностью, а присвоил себе тридцать троянских драхм. В отместку Аполлон наслал чуму, а Посейдон приказал морскому чудовищу пожрать людей, живших в долине, и разрушить их поля морскими волнами. По другому свидетельству, Лаомедонт выполнил свои обязательства перед Аполлоном, но не перед Посейдоном, который и наслал на его царство чуму и чудовище3.
b. Лаомедонт посетил оракул Зевса Аммона, где услышал, что должен выставить Гесиону на морском берегу, чтобы чудовище пожрало ее. Но он упрямо отказывался сделать это до тех пор, пока все троянские знатные семейства не принесут в жертву своих дочерей. В отчаянии они обратились к Аполлону, который, будучи разгневан не меньше Посейдона, не стал их успокаивать. Тогда родители отправили своих детей в безопасные места за пределы страны, но Лаомедонт попытался заставить некоего Фенодама, оставившего трех своих дочерей дома, отдать одну из них на растерзание чудовищу. Фенодам произнес пламенную речь перед собранием, утверждая, что только один Лаомедонт виновен в нынешних несчастьях и должен пострадать, пожертвовав своей дочерью. В конце концов, было решено бросить жребий, в соответствии с которым Гесиону приковали к скале, где ее и обнаружил Геракл4.
c. Геракл тем временем разорвал ее путы, поднялся в город и предложил расправиться с чудовищем в обмен на двух несравненных, бессмертных белоснежных коней или кобылиц, которые могли мчаться над водой или хлебным полем, как ветер, и которых Зевс вручил Лаомедонту как возмещение за похищенного им Ганимеда. Лаомедонт тут же согласился на это условие5.
d. Затем троянцы с помощью Афины построили Гераклу высокий насыпной вал, который должен был защитить его от чудовища, когда то высунет свою голову из воды и направится к долине. Когда чудовище достигло стены и широко раскрыло пасть, Геракл во всеоружии прыгнул ему в глотку. Целых три дня он провел в желудке чудовища, но, тем не менее, стал победителем, хотя этот бой стоил ему потери всех волос на голове6.
