84. Клеобис и Битон
Клеобис и Битон были аргосскими юношами, сыновьями жрицы Геры Аргосской. Когда ей настало время исполнить обряд богини, а белые быки, которые должны были везти священную колесницу, еще не прибыли с пастбища, Клеобис и Битон сами запряглись в колесницу и потащили ее в храм, находившийся на расстоянии около пяти миль
[134]. Обрадованная их сыновьей любовью, жрица обратилась к богине с молитвой, прося ее наградить сыновей высшим благом, доступным людям. Когда же она исполнила положенный обряд, ее сыновья уснули в храме, чтобы больше не проснуться1.
b. Так же были награждены сыновья Эргина — Агамед и Трофоний. Эти братья-близнецы построили входной порог храма, заложенного в Дельфах самим Аполлоном. Его оракул сказал им: «Живите весело и наслаждайтесь, как только сможете, в течение шести дней; на седьмой день ваше самое сокровенное желание будет исполнено». На седьмой день их обнаружили мертвыми в своих постелях. Вот почему говорят: «Те, кого любят боги, умирают в молодости»2.
c. Трофоний получил свой собственный оракул в Лейбадее, что в Беотии3.
1Геродот I.31; Павсаний II.20.2.
2Пиндар. Цит. по: Плутарх. Утешение к Аполлонию 14; Гомеровский гимн к Аполлону 294—299; Менандр. Фрагменты греческой комедии, т. II фрагмент 111 Кёрте (Прим. ред.).
3Геродот I.46; Еврипид. Ион 300.
* * *
1. Миф о Клеобисе и Битоне, очевидно, указывает на принесение человеческих жертв во время посвящения нового храма луне-богине: в Аргосе братья-близнецы были выбраны в качестве заместителей царей-соправителей и впряжены в лунную колесницу вместо белых быков, которые являлись обычной жертвой. Они, вероятно, были похоронены под порогом храма, чтобы отпугивать враждебные силы (см. 169.h). Жрецы Аполлона, очевидно, приняли этот обряд в Дельфах несмотря на то, что они отрицали луну-богиню, которой должны были приноситься жертвы, и не оставляли ей места в храме.
Превращения
85. Нарцисс
Нарцисс был феспийцем, сыном голубой нимфы Лириопы, которой однажды овладел речной бог Кефисс, окружив ее со всех сторон водой своего потока. Предсказатель Тиресий сказал Лириопе, которая была первой, кто обратился к нему: «Нарцисс доживет до преклонного возраста, если он никогда не увидит своего лица». Даже когда Нарцисс был ребенком, в него нельзя было не влюбиться, а когда ему исполнилось шестнадцать, его путь был устлан безжалостно отвергнутыми влюбленными обоего пола, поскольку он был безмерно горд своей красотой.
b. Среди отверженных оказались и нимфа Эхо, голос которой можно было слышать только в глупом повторении чужих выкриков — так она была наказана за то, что забавляла Геру длинными историями, позволив любовницам Зевса, горным нимфам, скрыться от ее ревнивых глаз и бежать. Однажды, когда Нарцисс отправился ставить сети на оленей, Эхо, крадучись, последовала за ним сквозь непроходимую чашу. Ей хотелось обратиться к нему, но она не могла заговорить первой. Наконец, Нарцисс, обнаружив, что отстал от своих спутников, закричал: «Есть кто-нибудь здесь?»
— Здесь! — радостно ответила Эхо, крепко озадачив Нарцисса, — ведь никого не было видно.
— Приди!
— Приди!
— Почему ты избегаешь меня?
— Почему ты избегаешь меня?
— Пойдем со мной!
— Пойдем со мной! — повторила Эхо и радостно выскочила из своего укрытия, чтобы обнять Нарцисса. Но он грубо оттолкнул ее и побежал. «Лучше я умру, чем лягу с тобой!»
— Лягу с тобой! — умоляюще обещала Эхо.
Но Нарцисс ушел, а она всю оставшуюся жизнь провела в горных расщелинах, снедаемая любовью и обидой, пока от нее не остался один лишь голос1.
c. Однажды Нарцисс отправил меч Аминию, который преследовал его настойчивей других. Это тот Аминий, в честь которого назван приток реки Гелиссон, впадающий в Алфей. Аминий лишил себя жизни на пороге дома Нарцисса, призвав бога отомстить за его смерть.
d. Артемида, услышав мольбу, сделала так, что Нарцисс влюбился, но не смог насладиться своей любовью. У Донакона, что в Феспии, он набрел на ручей. Тот тек чистый, как серебро, и его еще никогда не тревожили коровы, птицы, дикие животные и даже ветви, спускавшиеся с деревьев, в тени которых он протекал. Когда утомленный Нарцисс опустился на заросший травой берег, чтобы утолить жажду, он влюбился в свое отражение. Сначала он попытался обнять и поцеловать прекрасного юношу, глядевшего на него, но мгновением позже узнал себя, да так и остался лежать, час за часом завороженно глядя в воду. Как он сносил эту муку — созерцать предмет своих вожделений и никогда им не обладать? Печаль мучила его, но даже в муках своих он ощущал особую радость от сознания того, что его отражение никогда ему не изменит, что бы ни случилось.
e. Хотя Эхо и не простила Нарцисса, она печалилась вместе с ним, сочувственно повторяя его стоны, когда кинжал уже пронзил его грудь, а затем — и слова, сказанные при последнем вздохе: «О, юноша, безответно любимый, прощай!» На том месте, где кровь его пролилась на землю, вырос белый цветок нарцисса с красным венчиком. Из этого цветка в Херонее приготовляют лечебную мазь, применяемую для лечения болезней уха (хотя от ее применения часто возникает головная боль), а также как средство для лечения обморожений2.
1Овидий. Метаморфозы III.341—401.
2Павсаний IX.31.6; Овидий. Метаморфозы III.402—510; Плиний. Естественная история XXI.75.
* * *
1. «Нарцисс», который в древности вплетали в венки Деметры и Персефоны (Софокл. Эдип в Колоне 682—684) и который также назывался leirion, был трехлепестковым голубым ирисом, священным цветком женской триады. Эти венки носили для умиротворения трех Благомыслящих, или Евменид (см. 115.c). Цветет это растение поздней осенью, перед тем как расцвести желтому нарциссу. Возможно поэтому Лириопа названа матерью Нарцисса. Эта поэтическая морализация, кроме того еще и объясняющая лечебные свойства масла нарцисса, — хорошо известного наркотика, как это следует из первого слога слова «нарцисс», — могла возникнуть на основе сакрального изображения, на котором отчаявшийся Алкмеон (см. 107.t) или Орест (см. 114.a) лежит, украшенный лилиями, на берегу водоема, безуспешно пытаясь совершить очистительный обряд после убийства своей матери, поскольку эринии не приняли умилостивительной жертвы. Эхо на этом изображении соответствовало бы насмехающемуся духу его матери, а Аминий — духу убитого отца.
