Разбудила горничных – Клавдию и Шуру.
Дюжие, откормленные девки, в наспех натянутых платьях, простоволосые, заспавшиеся, едва приподняли хозяина, испуганно ахнули.
– Господи, господи!..
– Он будто помер. Ей-бо! Евгения Сергеевна дрогнула:
– С ума сошли! С чего он помер бы? Нет, нет. Доктора надо вызвать. Я сейчас. – Никогда еще она не поворачивалась так круто. Моментом открыла дверь кабинета, кинулась к телефону, вызвала карету «скорой помощи» из городской больницы и тут только вспомнила о ключах от сейфов. В руках только ключи от двери. Где же от сейфов? Ах каторжник, фальшивомонетчик! Ящики стола замкнуты – у каждого ящика свой ключ. Вылетела в вестибюльчик:
– Несите его в кабинет, на постель, живо!
– Нам его не поднять, – сказала одна из горничных, таращась на хозяйку.
Слышно было, как внизу хлопнула дверь. Кто еще там? Ионыч? Или пришла Дарьюшка со своим возлюбленным таежным медведем? Только бы не чужой кто. Надо найти ключи от сейфов. Обыскать весь кабинет – все перетрясти.
Ни слова горничным, и поспешила вниз – Дарьюшка! Смотрит на хозяйку снизу вверх, чему-то улыбаясь, отряхиваясь от снега.
– Такой буран, такой буран, ужас!
Евгения Сергеевна спустилась вниз по ковру, не зная, что сказать Дарьюшке, да и надо ли говорить? Она же сумасшедшая! О, господи! Хоть бы она уехала в тайгу о таежным медведем – избавила бы дом от своего присутствия.
На Дарьюшке меховая полудошка, забитая тающим снегом, пуховая шаль, а лицо румяное и в глазах туман – влюбилась, что ли? Или все еще воображает, что живет в третьей мере жизни?
– Одна? – И голос у Евгении Сергеевны переменился – тревогой насытился, беспокойством. Она почти уверена, что Михайла Михайлович отдал концы из земной юдоли. Ну, а дальше что? Похороны? Извещать ли сыновей Михайлы? Дать ли депешу престарелой матери? Не заподозрят ли Евгению Сергеевну в убийстве? Ионыч! Лысый лакей и сообщник фальшивомонетчиков. Что скажет он?
– О, господи! Господи! – невольно вырвалось у Евгении Сергеевны.
Откинув шаль на плечи, поправив волосы, Дарьюшка липуче так взглянула на Евгению Сергеевну:
– Что вы так? Я вас побеспокоила?
– Да что ты, что ты.
А тут сверху горничная кричит:
– Страшно нам чтой-то. Страшно. Позвать бы кого из мужиков. Хоть конюха Василия или Павла.
– Что? Что? Ах да! Не троньте его. Не троньте. Сейчас будет доктор.
– Что случилось? – дрогнула Дарьюшка.
– С Михайлой Михайловичем что-то плохо. Не представляю, что с ним. Слышу – что-то загремело. Выскочила из спальной – лежит в вестибюльчике. Боже!
Дарьюшка попятилась к зеркалу.
– Убийство?
У Евгении Сергеевны от таких слов Дарьюшки кровь отлила от щек и глаза расширились.
– Что ты, что ты? Какое убийство? С чего ты?
– Где он? Где?
– Да успокойся ты, ради бога. – И, собравшись с духом: – Кто бы его мог убить? Что ты! Он же всю неделю совсем плохой был: на каплях да на уколах жил. Камфорой весь пропитался. Может, опять плохо с сердцем.
А Дарьюшка видит свое – трезво и страшно. Тихо так говорит. Тихо так – в упор:
– Я знала, чувствовала, что у вас в доме будет убийство. Я по его лицу видела, что его убьют. Скоро убьют.
– О, боже! С ума сошла! – перетрусила Евгения Сергеевна. – С чего бы его стали убивать? Кому он нужен?
Но разве можно убедить Дарьюшку, если она видит глава Евгении Сергеевны – глаза убийцы; змеи в ее глазах, змеи, змеи. Она видит, как змеи выползают из глаз. Серые змеи.
– Я вижу, вижу, вижу!
– Что видишь? Да успокойся ты, ради Христа. Успокойся.
– Я знала, предчувствовала, а молчала. Гослоди, почему я ему не сказала, что его убьют? Почему?
– Сумасшедшая!
– Я? Ха-ха-ха. Как у вас все просто. Это вы с ума сошли. Все вы с ума сошли. Была же революция, а вы… за миллионы убиваете друг друга!
Евгения Сергеевна взяла себя в руки:
– Вот что, голубушка, если ты будешь нести вздор, я сейчас же вызову доктора Столбова и он тебя определит в психиатричку. Сейчас же определит.
– У меня есть защитник, не беспокойтесь, – вспомнила Дарьюшка про Гавриила Ивановича, который только что проводил ее из дома капитала Гривы. – А вот вам… вам будет плохо, если раскроют убийство.
– Вон! Вон! – взорвалась Евгения Сергеевна, указав на дверь. – Чтоб ноги твоей не было в моем доме. Какой позор, а? И это говорит мне сестра проститутки? – вспомнила кстати. – Ты бы, голубушка, прежде всего очистила свой хвост. Твоя родная сестра, Евдокия Елизаровна, таскается по домам терпимости, а ты изображаешь из себя святую невинность. Фу, какие вы гадкие!
– Моя сестра? – хлопала глазами Дарьюшка.
– Как будто тебе это неизвестно, что твоя сестра была в доме терпимости у мадам Тарабайкиной!
– Нет, нет, нет! Это вы… это вы сейчас придумали. Я вижу, вижу.
– О, господи! Вот еще навязалась сумасшедшая на мою голову, – взмолилась Евгения Сергеевна. – Иди-ка ты, милая, узнай, где твоя сестра. Тебе скажет хозяйка заведения мадам Тарабайкина. Дом ее на Гостиной улице – найдешь. Спроси – любой укажет. Иди же, иди! Или тебя силой вывести? За вещами завтра придешь. Ну?!
Наконец-то Евгения Сергеевна избавилась от беспокойной квартирантки – вздохнула полной грудью.
VI
Был доктор – не из знакомых, дежурный из «неотложки». Посмотрел остывающее тело. Тело – не жизнь.
Конюх и дворник втащили усопшего в малую гостиную и положили пока на диван.
Ключи, ключи, ключи от сейфов!
Металась по кабинету, как фурия; перевернула заплесневевшую постель усопшего, обшарила все уголки – нет как нет. Куда же он их спрятал?
– О, боже! В чем он ходил? Не мог же он отдать ключи Ионычу? А что, если позвать Ионыча? Нет, нет. Пусть лакей дрыхнет. Что-нибудь придумаю.
Вспомнила: старик принял ее в домашнем замызганном халате, в карманах которого он хранит ключи. А халат валяется в мягком кресле. Встряхнула – зазвенело железо – ключи! Гора с плеч. Теперь надо дать знать близким – Чевелеву и Гадалову – сопайщикам. Телефон Чевелева не ответил – дрыхнут; Гадалов отозвался. Что? Что? Упокоился Михайла Михайлович? О, какое горе! И на некоторое время примолк, соображая. Думай, думай, красноярский банкир! Я тебя еще не так огорошу, когда объявлю свои права.
Еще кого вызвать?..
Ах да! Власть имущего, хотя и во временном комитете, председателя Крутовского. И он же известный доктор. Как это кстати!..
Доктор Крутовский обещал быть сию минуту.
