— Пусть моя супруга считает меня глупеньким Михелем, но мне кажется, что об этом ей не следовало говорить вслух, даже в твоем присутствии, хотя ты и мой друг.
Бригитта обиженно поджала губы.
После кофе мужчины удалились в кабинет и обсудили все подробности предстоящей операции. А когда Вайс шел к себе в гостиницу, его не покидала щемящая грусть, какая порой охватывает одинокого человека, невольно ставшего свидетелем чужого счастья, пусть даже недолгого и хрупкого.
Уже давно Зубов рассказал Иоганну, что жизнь Бригитты с покойным мужем, старым развратником, была подобна домашнему аресту. Она ненавидела его упорно, злобно, неистово. И только одурманенная наркотиками, к которым ее приохотил муж, становилась вяло-покорной, ко всему безразличной. И после смерти мужа она еще долго жила как бы двойной жизнью. Когда Зубов впервые увидел ее в кабаре, она показалась ему полупомешанной. Но потом он понял: это — действие наркотиков. Он сказал Иоганну:
— Что бы там ни было, а сначала мне просто было ее жаль, — и ничего больше. Вижу, пропадает она, ну, и пожалел…
А теперь Бригитта предстала перед Иоганном совсем иной.
Безгранично преданная, жадно любящая, она мгновенно настораживалась в минуты, когда безошибочное женское чутье подсказывало ей, что Зубову угрожает опасность.
Рядом с ней Зубов, высокий, сильный, с могучим конусообразным торсом и круглой мускулистой шеей, казался крепким дубком, на ветвь которого устало опустилась яркая залетная птица и вдруг начала доверчиво вить гнездо, не ведая, какие гибельные бури будут обрушивать на дерево свою ярость, сотрясать ствол, ломать ветви, срывать листву…
На другое утро Иоганн решил зайти к Дитриху, чтобы выведать дополнительные подробности, относящиеся к казни немецких военнослужащих.
В коридоре особняка, где находился замаскированный под водолечебницу филиал «Вали III», он увидел пана Душкевича. Некогда этот пан Душкевич помог майору Штейнглицу подыскать в окрестностях Варшавы усадьбы, подходящие для размещения разведывательных школ. С тех пор Иоганн с ним не встречался.
Душкевич только что вышел из комнаты, отведенной Дитриху.
Почти механически, по давно выработанной привычке, мгновенно связав все относящееся к тому или другому человеку, устанавливать, имеет ли тот человек отношение к задаче, которую предстоит в ближайшее время решить, и вспомнив сказанное Зубовым о намерении польских партизан совершить покушение на Генриха, Иоганн прикинул: «Пан Душкевич — агент-провокатор. С ведома контрразведки он также агент польского эмигрантского правительства в Лондоне. Проник в среду польской патриотически настроенной интеллигенции, где вербует одиночек-смертников для участия в эффектных террористических актах, каждый раз завершающихся самоубийством или же поимкой героев. Такие провокации служат СС также поводом для казни заложников и массовых арестов среди польской интеллигенции якобы в целях обнаружения «огромной» террористической организации.
Душкевич вышел от Дитриха…
А что, если Дитрих поручил Душкевичу не просто припугнуть, а убить Генриха? Если так, он ловко рассчитал. Убийство племянника Вилли Шварцкопфа, сподвижника рейхсфюрера Гиммлера, — великолепное, шумное дело! Это убийство повлечет за собой гигантские карательные меры, и если Дитрих уже заранее наметил виновников, за их поимку его ждет признательность самого рейхсфюрера.
В самом деле, почему контрразведка не охраняла Генриха? Ну, естественно, почему: по званию ему не положена личная охрана. Правда, могли принять во внимание родственные связи. Но не приняли…»
Обожженный своей догадкой, Иоганн понял, что нельзя терять ни часа, но вместе с тем нельзя терять и головы. Не ответив на вежливый поклон пана Душкевича, он поманил его пальцем и, будто с трудом узнавая, спросил:
— А, это вы… Разве мы вас еще не повесили?
— За что, пан офицер?
— Вернемся на минуточку, — и Вайс открыл дверь в комнату Дитриха.
И, как только дверь за Душкевичем закрылась, ударил его в челюсть. Душкевич рухнул на пол и, видимо совершенно оглушенный, не сделал попытки подняться.
Дитрих вскочил из-за стола. Но Вайс остановил его движением руки, приказал:
— Садитесь! — И, склонившись к Дитриху, вымолвил раздельно: — Сейчас мне этот мерзавец похвастал, что вы лично поручили ему организовать покушение на Генриха Шварцкопфа. Я вас арестую, капитан Дитрих. — И, держа свой пистолет в правой руке, левой вынул из кобуры пистолет Дитриха.
— Неправда! — воскликнул, побледнев, Дитрих. — Я не поручал этого Душкевичу, он сам предложил нам организовать покушение.
— А вы разрешили?
— Разрешил, но только для того, чтобы выловить преступников: на место засады я собирался направить свою группу. И жизнь Шварцкопфа была бы в полной безопасности.
— Напишите коротко обо всем, что вы мне сейчас рассказали.
— Зачем?
— А затем, что если на Шварцкопфа будет совершено покушение и он погибнет, вы последуете за ним. Только ждет вас не пуля, а виселица.
— А если я не напишу?
— Я сейчас же сообщу Вилли Шварцкопфу о вашем преступном намерении.
— А где доказательства?
— Вот! — Иоганн кивнул в сторону лежащего на полу Душкевича, который стал уже подавать признаки жизни.
— Хорошо, — согласился Дитрих и, с ненавистью глядя на Вайса, спросил: — Но потом вы мне вернете эту бумагу?
— Возможно, — кивнул Вайс. — Говорите: кто исполнители?
— Это служебная тайна. Я не имею права ее разглашать.
— Вы хотите получить обратно бумагу?
Дитрих утвердительно кивнул в ответ.
— Так вот, знайте: вы получите ее в день отъезда Шварцкопфа.
— Вы клянетесь?
— Бросьте, мы не в кадетском корпусе! Я сказал — и так будет.
Дитрих показал глазами на папку, в которой лежало донесение Душкевича. Пробежав его глазами, Вайс вынул бумагу из папки, аккуратно сложил и спрятал в карман.
— Что вы делаете? Оно ведь уже зарегистрировано! — всполошился Дитрих.
— Ничего, — спокойно сказал Вайс. — В ваших же интересах подсунуть под этим же номером какое-либо другое донесение.
— Это правильно, — согласился Дитрих, внезапно меняя тон. — Надеюсь, Иоганн, вы не захотите повредить моей карьере.
— Да, — сказал Вайс, — вот именно. Просто мечтаю, чтобы вы стали фюрером.
Дитрих сел за стол и начал быстро писать свое собственное донесение. Вайс пробежал его глазами. Похвалил:
— Вы настоящий службист. Очень точно все изложили. Это у вас талант — точность. — И, возвращая пистолет Дитриху, спросил: — Вы не собираетесь выпалить мне в спину?
— Что вы, Иоганн! — удивился Дитрих. — Как можно! Мне кажется, мы все уладили? — И добавил с уважением: — Я понимаю вас, Генрих Шварцкопф — ваш друг, и ваши действия даже благородны. Ну, значит, все.
