Элизабет посмотрела вниз на совсем маленькую девочку, которая играла с одной из множества разбросанных по комнате игрушек. Она уже готова была наклониться и поговорить с ней, когда заметила, что та разговаривает сама с собой. Более того, девочка вела очень серьезный разговор — она знакомилась с воздухом.
Элизабет осмотрела комнату, глубоко вдохнула и постаралась уловить знакомый запах Айвена. «Спасибо», — прошептала она, закрыв глаза и представив себе, что он рядом с ней.
Маленькая девочка продолжала лепетать что-то самой себе, глядя вправо, когда говорила, и слушая, перед тем как заговорить снова. А потом она начала напевать ту самую знакомую песенку, которую Элизабет так и не смогла выкинуть из головы.
Элизабет запрокинула голову и засмеялась.
Со слезами на глазах я стоял у задней стены детской комнаты в новой гостинице. В горле у меня застрял огромный ком, и мне казалось, что я никогда больше не смогу говорить. Я все рассматривал и рассматривал стены — своеобразный фотоальбом всего, что мы делали с Элизабет и Люком за последние несколько месяцев. Как будто кто-то сидел вдалеке и рисовал нас.
Глядя на стены, на яркие краски и глаза персонажей, я увидел, что она поняла, и знал, что меня будут помнить. Рядом со мной, в задней части комнаты, стояли мои друзья, которые пришли поддержать меня в этот день.
Опал взяла мою руку и ободряюще сжала ее.
— Я очень горжусь тобой, Айвен, — прошептала она и поцеловала меня в щеку, без сомнения оставив на ней пятно фиолетовой помады. — Ты знаешь, мы все здесь с тобой. Мы никогда не оставим друг друга.
— Спасибо, Опал, я знаю, — сказал я, чувствуя себя очень взволнованным. Я смотрел на Гортензию, стоявшую справа от меня, на Оливию, которая стояла рядом с ней, на Томми, восхищенно разглядывавшего стены, на Джейми-Линн, которая присела на корточки, чтобы поиграть на полу с едва научившейся ходить девочкой, и на Бобби, который показывал пальцем и хихикал перед каждой картиной. Все они подняли вверх большие пальцы, и я понял, что никогда не останусь совсем один, так как меня окружают настоящие друзья.
Воображаемый друг, невидимый друг — называйте нас как хотите. Может быть, вы верите в нас, может быть — нет. Это совершенно не важно. Как большинство людей, которые делают по-настоящему великие дела, мы существуем не для того, чтобы о нас говорили и восхваляли, — мы существуем только для того, чтобы помогать тем, кто в нас нуждается. Может быть, мы вообще не существуем; может быть, мы лишь плод человеческой фантазии; может быть, это чистое совпадение, что двухлетние дети, едва начав говорить, заводят себе друзей, которых не видят взрослые. Может быть, все эти врачи и психотерапевты правы, предполагая, что они просто развивают таким образом воображение.
Или доставьте мне удовольствие. Может быть, все-таки есть другое объяснение, о котором вы не подумали, пока я рассказывал свою историю?
Я имею в виду реальность нашего существования. Возможность того, что мы действительно рядом — для тех, кому мы нужны, кто верит и поэтому видит нас.
Я всегда смотрю на положительную сторону вещей и всегда говорю, что нет худа без добра, но надо сказать правду — а я твердо верю в правду, — какое-то время мне не давала покоя ситуация с Элизабет. Я не мог понять, что выиграл, я видел только, что потерял ее, и это было для меня большим худом. Но потом я понял, что раз каждый день, каждую секунду я думал о ней и улыбался, значит, встреча с ней, знакомство с ней и, главное, любовь к ней были самым большим добром в моей жизни.
Она была лучше пиццы, лучше оливок, лучше пятниц и лучше, чем крутиться на кресле, и даже сейчас, когда она уже не с нами, — я, конечно, не должен этого говорить — из всех моих друзей Элизабет Эган — мой самый любимый друг.
