Шумахер, которого принято изображать злым гением Ломоносова, был прежде всего ловким приспособленцем: не совершал явных и крупных злоупотреблений, вел более или менее умело дела канцелярии, заботился о своих пристроенных при Академии родственниках и приятелях. Он стремился удержать свое почетное и прибыльное место, держать в своих руках Академию наук, действуя среди академиков по принципу «разделяй и властвуй».
Он был не прочь ввести Ломоносова в эту привилегированную группу из расчета, что темпераментный помор внесет еще больший раскол в среду академиков, а может быть, станет его, Шумахера, сторонником. Этого не произошло. Ученые, в том числе Ломоносов, дружно пожаловались на его своеволия в Сенат, хотя и безрезультатно.
Михаил Васильевич хотел читать лекции по физике на русском языке для юношества и для всех желающих. Для этого он и перевел «Вольфианскую физику». Но физических приборов для демонстрации ему не предоставили, да и слушателей так и не удалось организовать. А главной его задачей было создание химической лаборатории.
Ломоносов был первым крупным русским естествоиспытателем. Вместе с ним на этот путь встал и его товарищ по учебе в Славяно-греко-латинской академии, а затем обучению в Германии — Дмитрий Иванович Виноградов (1720–1758). Он вернулся в Петербург вместе с Рейзером вскоре после Ломоносова.
Виноградова в чине бергмейстера, горного мастера, назначили на учрежденную русским правительством «порцелиновую мануфактуру» (позже — императорский фарфоровый завод). Ее создали в 1744 году под руководством Х.К. Хунгера, вызванного для этой цели из Стокгольма.
Выяснилось, что Виноградов знает о производстве фарфора больше, чем этот заморский специалист. Находясь в Германии, Дмитрий Иванович побывал на Мейсенском фарфоровом заводе и понял технологию производства (секрет создания тонких фарфоровых изделий сохранялся в Саксонии так же, как в Китае, откуда их ввозили в Россию).
Он был человеком талантливым. Он переводил Анакреонта и проводил опыты, в результате которых получил из отечественного сырья белый фарфор высокого качества (не исключено, что ему помогал Ломоносов). Его «Обстоятельное описание чистого порцелина, как оной в России при Санкт-Петербурге делается купно с показанием всех к тому принадлежащих работ» стало пособием для производства фарфора.
Однако имел Дмитрий Иванович пагубное пристрастие к алкоголю. То ли по этой, то ли по иной причине у него в 1752 году возник конфликт с директором фабрики бароном Черкасовым. Есть версия, что последний требовал от Виноградова прекратить эксперименты. В ярости Дмитрий Иванович разгромил посудный склад и был снят с должности.
Он бедствовал. Сердобольные рабочие собирали для него деньги. В 1757 году его вновь поставили руководить производством. К тому времени он уже превратился в алкоголика, нормально работать не мог, был окончательно изгнан и вскоре умер.
…Чтобы превозмогать жизненные трудности, включая пагубные пристрастия, требуется немалая сила воли. Она, а также знания и здравый смысл необходимы, чтобы преодолеть давление общественного мнения, предрассудков и суеверий, рекламы и пропаганды.
Не менее трудно ученому противостоять устойчивой научной теории, которую разделяют все ведущие специалисты, и выдвинуть свою идею, насколько бы обоснованной она ни была. Вот и Ломоносову потребовалось мужество мыслителя, чтобы совершить свое выдающееся открытие.
Низвержение флогистона
В солидной работе итальянского ученого Микеле Джуа (1966) сделано признание, редкое для иностранных специалистов: «Еще задолго до Лавуазье Ломоносов высказал идею, согласно которой увеличение веса, проявляющееся при обжиге металлов, следует приписать частицам воздуха. В противоположность Лавуазье, считавшего теплоту весомой, Ломоносов утверждал, что она представляет собой форму движения. Он высказал также оригинальные идеи относительно корпускулярного строения материи».
Возможно, Джуа не знал, как Ломоносов пришел к своим идеям, а поэтому сообщил о нем мелким шрифтом. А следовало бы выделить текст об этом достижении в особую главу, хотя бы так, как это он сделал, рассказывая о немецком химике Георге Эрнсте Штале (1660–1734), создателе теории флогистона (в переводе с греческого «флогистон»— «воспламеняющийся»).
Эта концепция предполагает, что в горючих телах присутствует особая субстанция. Некогда ее называли «жирной землей», по-видимому, по аналогии с нефтью. Затем ввели в научный обиход под звучным именем флогистона. (Порой ученых завораживает какой-либо термин, словно его имя уже само по себе объясняет суть явления.)
Выдающийся английский химик и физик Роберт Бойль (1627–1691) постарался построить химию на научных основах. Он исходил из гипотезы атомного строения вещества и стремился не принимать идеи на веру, а обосновывать их на опыте. Характерное заглавие одной из его книг: «Химик-скептик».
В 1673 году Бойль провел серию опытов, изучая изменение металлов при обжиге: брал стеклянные реторты, клал в них свинец (или олово), заплавлял герметически горлышко сосудов и взвешивал их. Затем два-три часа нагревал такую реторту на огне. Свинец переходил в окалину. Когда реторту открывали, воздух с шумом врывался в нее. Это Бойль считал убедительным доказательством герметичности сосуда.
После вторичного взвешивания обнаруживалась прибыль веса. Откуда она взялась? Бойль сделал вывод: происходит соединение с металлом «весомой части пламени материи огня». Что это за «материя огня», оставалось неизвестным. Г.Э. Шталь предложил именовать ее флогистоном. Позже этот гипотетический флюид называли теплородом.
Почему же с добавлением флогистона вес металла увеличивается? И тут решение нашлось: «воспламеняющаяся» субстанция имеет отрицательный вес. По этой причине, например, пламя огня стремится вверх.
Идея оригинальная, логика четкая. Осталось выделить флогистон в чистом виде. Но это никак не удавалось. Обнаружился только странный факт: два члена Флорентийской академии, нагревая алмаз при помощи зажигательного стекла, обнаружили, что он исчезает без остатка! Выходит, самый твердый минерал целиком состоит из флогистона?
В этом усомнился известный французский химик, современник Ломоносова, Пьер Жозеф Макер. В его лаборатории был произведен опыт в присутствии зрителей. Парижский ювелир во имя науки решил пожертвовать тремя алмазами. Их поместили в герметически закрытый тигель. После прокаливания тигель открыли. Алмазы остались невредимыми.
Как объяснить этот эксперимент? Просто: «воспламеняющаяся» субстанция не улетучилась, вот и все! Ведь то же происходит и с металлами в закрытом сосуде.
Опыты проводились тщательно, неоднократно проверялись и подтверждались. Казалось бы, теория флогистона непоколебима.
В этом усомнился Михаил Ломоносов. У него был свой взгляд на причину тепла, горения: это — результат движения и столкновения незримых корпускул, атомов, существование которых предполагали еще философы Античности. Среди его заметок по философии физике, сделанных в 1741–1743 годах на латинском, немецком, французском и частично русском языках, есть и такая: «Не следует выдумывать много разных причин там, где достаточно одной; таким образом, раз центрального движения корпускул достаточно для объяснения теплоты, так как оно может увеличиваться до бесконечности, то не следует придумывать другие причины».
