«Кто притом представляет еще всесильного строителя и начальника натуры, взирает просвещенным и проницающим оком в сокровенные внутренности многообразных тварей… тот не токмо легкими крылами благоговения к небу восхищается, но и сам якобы в некое обожение приходит.
Из сих всех явствует, что блаженства человеческие увеличены и в высшее достоинство приведены быть могут яснейшим и подробнейшим познанием натуры, которого источник есть натуральная философия, обще называемая физика. Она разделяет смешение, различает сложение частей, составляющих натуральные вещи, усматривает в них взаимные действия и союз, показывает оных причины, описывает непоколебимо утвержденные от создателя естественные уставы и в уме воображает, что от чувств наших долготою времени, дальностию расстояния или дебелостию великих тел закрыто или для безмерной тонкости оным не подвержено.
Сея толь полезный и достохвальныя науки основанием суть надежные и достоверные опыты над разными телами и оных действиями, с надлежащею осторожностию учиненные, из которых выводят и поставляют мысленные физические предложения, показывают и доводами утверждают причины натуральных перемен и явлений. Для того приступающим к учению натуральной философии предлагаются в академиях прежде, как подлинное основание, самые опыты, посредством пристойных инструментов, и присовокупляют к ним самые ближние и из опытов непосредственно следующие теории».
Ломоносов счел нужным отметить главное отличие научного метода: опора на достоверно установленные факты, эксперименты, наблюдения.
20 июня 1746 года в Физическом кабинете Академии наук при немалом стечении публики состоялась первая в России научно-популярная лекция. В отчете об этом событии, напечатанном в «Санкт-Петербургских ведомостях» говорилось: «По определению Академии наук президента, ее императорского величества, действительного камергера и ордена Св. Анны кавалера его сиятельства графа Кирилы Григорьевича Разумовского, той же Академии профессор Ломоносов начал о физике экспериментальной на русском языке публичные лекции читать, причем сверх многочисленного собрания воинских и гражданских чинов слушателей и сам господин президент Академии с некоторыми придворными кавалерами, и другими знатными персонами присутствовал».
Первый успех мероприятия был очевиден. Вскоре газета сообщила о новых лекциях — по пятницам, с трех до пяти часов дня. Что происходило в дальнейшем, сколько лекций прочитал Ломоносов, остается неизвестным. Судя по всему, немногие из публики всерьез заинтересовались физикой, которая была им чужда. Не помогла и демонстрация опытов.
Популярное изложение основ науки требует от слушателя хотя бы элементарных предварительных знаний. У представителей русского «высшего общества» и учащихся шляхетского корпуса, присутствовавших на лекции, таких знаний не было. Академики, слушавшие лекцию, с трудом могли осмысливать русские термины и выражения. А лектор был увлечен не только упрощенным пересказом существующих научных теорий, но и высказал идеи новые даже для специалистов.
Увы, материалы этих выступлений Ломоносова не сохранились, а кроме первого упоминания о них в газете, других отзывов не было. По-видимому, популярные лекции Ломоносова по физике на русском языке вскоре сошли на нет. Они были преждевременными, как многое в его творчестве.
И все-таки некоторые результаты первой лекции Ломоносова были для него чрезвычайно благоприятны. На ней присутствовал граф Иван Иванович Шувалов (1727–1797), молодой любознательный человек галантных манер и приятной наружности (что весьма содействовало его карьере). Он проникся уважением к русскому профессору и позже, став фаворитом императрицы, покровительствовал ему.
Кроме того, новый молодой президент Академии наук и его советник Теплов могли убедиться, что Ломоносов действительно преуспел в науках, о чем свидетельствовал и отзыв Л. Эйлера. С приходом нового президента началась, можно сказать, относительная русификация Петербургской Академии наук.
Михаил Васильевич по-прежнему настаивал на создании химической лаборатории. На этот раз его прошение возымело успех. С подачи графа Кирилла Разумовского в июле 1746 года Елизавета Петровна подписала указ о создании химической лаборатории при Академии наук «по приложенному при том чертежу», составленному Ломоносовым.
К делу приступили не сразу. Возможно, сказалось отсутствие у Шумахера интереса к «потворству» академикам. Но теперь ситуация изменилась в пользу Ломоносова, и по прошествии года определилось место для постройки лаборатории: на «ботаническом» дворе. Здесь же по решению графа Разумовского предоставили семейству Михаила Васильевича с прислугой весь дом, где он до этого занимал две каморки.
По предложению Ломоносова в 1748 году канцелярия постановила отобрать для обучения в университете при Академии тридцать наиболее успешных учеников из Невской и Новгородской семинарий. Духовное начальство воспротивилось этому, но авторитет Разумовского при дворе был велик, а потому профессора Тредиаковского направили в эти семинарии. Он отобрал первых учеников университетской академии, регламент которой составил историограф, участник Сибирской экспедиции Герард Фридрих, а по-русски Федор Иванович Миллер (1705–1783). Некоторые дополнения к этому регламенту сделал Ломоносов.
В 1748 году вышла в свет книга Ломоносова «Краткое руководство к красноречию, книга первая, в которой содержится Риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любящих словесные науки». В ней было приведено много примеров из произведений классиков литературы и поэзии, переведенных автором. До этого в России риторика преподавалась только на латинском языке.
«Все лучшее, что заключала в себе в то время весьма небогатая русская литература, — писал А.И. Львович-Кострица, — было помещено в «Риторике». Это обстоятельство делало произведение Ломоносова неоценимым, так как в то время почти не было книг для легкого чтения. Язык, которым написана была вся книга, настолько стоял выше современного ему, что даже через 50 лет с лишком «Риторика» Ломоносова продолжала вызывать восхищение».
Книга сразу же стала популярной, и первое издание быстро раскупили. В этом сомневался в 1744 году академик Миллер, который посетовал на краткость первого варианта «Риторики». Дополненная Ломоносовым, она еще более соответствовала тем задачам, которые ставил перед собой ее автор. О них он написал в посвящении (при переиздании в 1759 году): «Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по ее могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других языках удивляемся».
Е. Лебедев справедливо отметил: «Обучая ораторскому искусству, Ломоносов учил своих читателей морально-политической ответственности. Цивилизация мыслей и чувств современников — вот одна из главных просветительских целей, которую преследовал Ломоносов, подбирая примеры к правилам риторическим». Хотя, пожалуй, вернее говорить о культуре мышления, которую преподал Михаил Васильевич.
