Хорошо бы в этот юбилейный год Ломоносова не только прославлять его на разный манер, а действовать по его примеру — во славу Отечества и для процветания российского народа.
Мировоззрение
О Ломоносове как философе мнения противоречивы. Профессор философии Санкт-Петербургского университета Н.О. Лосский, высланный в 1922 году из Советской России, в «Истории русской философии» (1951) о нем даже не упомянул.
Другой русский философ-эмигрант, протоиерей В.В. Зеньковский, в книге с таким же названием, изданной в те же годы, посвятил Ломоносову несколько страниц. По его словам, «первые проявления свободной религиозно-философской мысли мы находим в замечательном русском ученом М.В. Ломоносове», для которого естественна «свобода мысли и исследования».
В «Очерках истории русской философии» (1912) Э.Л. Радлов писал: «Историю русской философии можно разделить на два периода: подготовительный и построительный. Первый период охватывает время до Ломоносова… Во втором периоде от Ломоносова до настоящего времени следует различать два направления: одно, представляющее только отражение западных течений мысли, другое более национальное».
Однако до конца XIX века русская мысль оставалась как бы вне мировой философии. Скажем, профессор Рихард Фалькенберг в монографии «История новой философии» изложил взгляды крупных мыслителей от Николая Кузанского до Шопенгауэра, уделяя преимущественное внимание своим немецким соотечественникам. В главе «Иностранная философия» упомянул он Италию, Францию, Англию, Швецию, Норвегию, Данию, Голландию. Русские и вообще славянские мыслители (включая Коперника) остались вне этого обзора. Переводчик И. Иноземцев не счел нужным как-то оговорить это обстоятельство (хотя не без ехидства отметил, что, несмотря на популярность в России политэкономии, третий том «Капитала» Маркса залежался на магазинных полках).
Такая позиция историка философии отчасти оправдана: никто из русских мыслителей не создал цельной завершенной философской системы. Но то лее происходило и на Западе с середины XIX века. Формальные философствования после Гегеля утратили популярность, а то и смысл. Расцвет естественных наук, появление неевклидовых геометрий, создание системы химических элементов требовали нового переосмысления извечных вопросов бытия.
.. Со времен Древней Греции в Европе центры философской мысли совершали путь на запад и север по часовой стрелке: Италия, Франция, Англия, Германия, Пруссия. Следующей как будто должна была стать Россия. Сюда же устремлен «противо-поток» религиозной мысли: с Ближнего Востока через Византию пришло Православие.
Религиозная философия в России укоренилась давно, и потребности в других, «светских» руководствах к достойной жизни и пониманию ее смысла долго не ощущалось. Духовная культура сводилась, в сущности, к религии.
Это архаичное общество в конце Средневековья «взорвалось изнутри». Сказались успехи в познания Мира, великие географические открытия, эволюция техники, распространение книгопечатания и университетов, изменение социальной структуры общества…
Как писал Максимилиан Волошин:
Великий Петр был первый большевик,
Замысливший Россию перебросить,
Склонениям и нравам вопреки,
За сотни лет, к ее грядущим далям.
Ломоносов произвел то же самое в духовной культуре: завершил религиозный этап русской мысли, открыв новый, основанный на достижениях наук о природе. В этом смысле можно говорить о переходе к философии, основанной на достижениях науки, хотя и неизбежно выходящей за ее пределы.
Осмыслить философское наследие Ломоносова нелегко. В его одах и посланиях совершенно определенно проявляется религиозная философия. Это молено толковать как дань господствующим воззрениям, наследию прошлого. Тут он выступает как идеалист (если придерживаться самого примитивного деления философских учений).
В его научных трудах определенно проглядывает материалистический, а то и механистический подход. Можно ли совместить два мировоззрения, которые считаются в основе своей противоположными?
Ньютон научно обосновывал механическую модель Мироздания (небесных тел, подчиненных закону всемирного тяготения), оставаясь верующим в Бога. Его богословские труды не отличаются глубиной и оригинальностью.
Вот и Ломоносов прославлен прежде всего как ученый. В «Слове о пользе химии» (1751) он заявил, словно на века вперед: «Широко распространяет химия руки свои в дела человеческие». Смело сказано. Тогда еще не было привычных нам символов химических элементов, да и понятие элементов было ближе к представлениям средневековых алхимиков, чем к тем, которые укоренились с середины XIX века.
Л. Эйлер в письме Ломоносову от 24 августа 1748 года предположил, что русскому ученому по силам создать научные основы химии. До этого надежные основы механики, физики, а также астрономии были заложены трудами Кеплера, Декарта, Галилея, Гука, Ньютона. Кстати, последний увлекался алхимией и мало интересовался земной природой.
Во второе издание «Вольфианской экспериментальной физики» в 1760 году Ломоносов добавил в текст краткое описание «целой моей физической системы, особливо ж в тех частях натуральной науки, кои должны изъяснить действия и перемены, зависящие от тончайших нечувствительных частиц, тела составляющих; каковые суть теплота и стужа, твердость и жидкость, химические перемены, вкусы, упругость, цвета и прочая».
Идея невидимых даже в сильнейший микроскоп шаровидных атомов, корпускул или монад, толкуемых в простейшем виде, сводит все физические и химические явления к механическим движениям, которые он разделял на поступательные, вращательные и колебательные.
Но ведь надо же исходить из каких-то начал. Еще в 1743 году, не без влияния лекций Христина Вольфа по естественной философии, Ломоносов записал: «Надобно считать началами только то, что на основании рассуждения и опыта оказывается неделимым далее на другие известные нам части». То есть такова гипотеза, а не догма; в дальнейшем опыты и рассуждения могут привести к другому выводу. Лучше иметь рабочую гипотезу, чем действовать наугад.
Свою позицию Ломоносов обосновал сравнением: «Если бы я захотел читать, еще не зная азбуку, это было бы бессмыслицей. Точно так же, если бы я захотел судить о явлениях природы, не имея никакого представления о началах вещей, это было бы такой же бессмыслицей».
Позже, в «Слове о пользе химии», Ломоносов не исключил возможности в дальнейшем уточнения представлений о корпускулах, предположив: «Ежели когда-нибудь сие таинство откроется, то подлинно химия тому первая предводительница будет, первая откроет завесу внутреннейшего сего святилища натуры».
Исходя из гипотезы атомов, он пришел к выводу: «Теплота и огонь производятся движением. Движение должно быть в материи. И как движение без материи, так и огонь без движения быть не может». Великолепная идея единства движения и материи!
Но если мир бесконечен и вечен, как утверждал, в частности, Джордано Бруно, то при единстве материи и движения понятие Бога становится излишним для объяснения явлений Природы Мира (но не природы человека!).
