Историки обсуждают появление России, исходя из двух вариантов: северного (новгородского) и южного (киевского). Начало государственности на Руси тяготеет к этим двум центрам и относится к Средневековью. Но соответствующее племя или группа племен должны были сформироваться значительно раньше. Когда и где?
Языковеды прослеживают корни русского языка примерно на два тысячелетия в прошлое. Более древние языковые пласты нисходят ко времени общеславянского единства и отстоят примерно на четыре тысячелетия от современности. Археологи высказывают весьма разноречивые мнения о праславянских древностях.
Судя по письменным сведениям, русские (россы) появились на исторической арене сравнительно поздно — около VIII века. И уже два столетия спустя византийский император Константин Багрянородный говорит о них как о грозной силе. Царьградский патриарх Фотий писал: «Русы себе бесчисленных народов покорили и, ради того вознесясь, против Римской империи восстали» (имеется в виду поход киевлян к Царьграду).
Приведя эти слова, Ломоносов сделал точный вывод: «Таких дел и столь великою славою в краткое время учинить было невозможно. Следовательно, российский народ был за многое время до Рурика».
По мнению советского историка и археолога академика Б.А. Рыбакова, к началу IX века из отдельных славянских племенных союзов создается Киевская Русь. «Основой этого государства были лесостепные земли полян, руссий и северян; возможно, до середины X в. в этот союз входили и уличи, отошедшие позднее к морю и к Дунаю. Примерно к началу IX в. относится перечень всех славянских племенных союзов, которые вошли в состав государства Русь: поляне-русь, северяне, древляне, дреговичи (может быть, волыняне?) и полочане». Ниже Киева правый приток Днепра — Рось. Примерно в тех же краях или чуть восточнее обитало племя роксоланов.
Другой древний центр Русского государства — район Великого Новгорода, Верхняя Русь. По мнению Нестора, с ней связано создание Киевской Руси. С севера пришли варяги, возглавляемые Рюриком, чтобы дать восточным славянам сильную власть, объединить их с помощью весьма убедительного довода: храброй дружины. А поляне, по словам Нестора, «ныне зовомые Русь». Выходит, такое имя они получили позднее. Откуда оно пришло к ним? Не было ли это связано со слиянием племен?
Средневековый историк VI века Иордан подчеркивал, что славянские племена венедов называют по-разному в зависимости от местности обитания. За два столетия до Нестора географ Баварский привел значительно больше названий славянских племен, чем в «Повести временных лет».
Лингвисты говорят, что славянский язык формировался вдали от высоких гор и морей, в местности болотистой, холмистой, расположенной в зоне смешанных, отчасти широколиственных лесов Европы. А в летописях подчеркивается, что русский язык относится к славянским.
В среднем течений Дуная имеется целая группа топонимов, производных от «рос» или «рус». Но их еще больше в регионе Новгорода. Кстати, дружины шведов стали вторгаться в районы, прилегающие к Скандинавии, Балтийскому морю, приблизительно с середины I тысячелетия нашей эры. Для северной и центральной частей Восточной Европы это знаменовало переход к государственности. Для племени руссов, или россов, это — поздние времена.
Многие антропологи и археологи полагают, что славяне расселялись в северо-восточные районы из предполагаемого центра, расположенного где-то севернее и северо-западнее Полесья.
Академик РАН антрополог Татьяна Алексеева пишет: «Современные белорусы и средневековые верхнеднепровские племена кривичей, радимичей, дреговичей (принимавшие участие в формировании белорусского народа) демонстрируют сходные черты с теми балтами, которые в эпоху железа (начало I тыс. до н. э.) территориально были связаны с Верхним Приднепровьем, где жили ятвяги, и носителями культуры шнуровой керамики. Массивная удлиненная голова, низкие орбиты глаз, среднеширокое невысокое лицо — черты, восходящие к глубокой древности».
Не тогда ли, во времена балто-славянское единства, более трех тысячелетий назад, возникло и окрепло племя россов? К сожалению, никаких прямых свидетельств этому не сохранилось. Придется опираться на косвенные «улики».
…Приднепровская река Рось, новгородские земли, придунайская группа топонимов более всего напоминают форпосты, которые закреплялись пришельцами, дававшими имена поселкам и рекам. Судя по историческим свидетельствам, и для полян, и для финнов, и для жителей Среднего Дуная россы были пришельцами, а не близкими соседями.
Странное племя: появилось невесть откуда, имело неопределенное этнографическое и антропологическое положение (вроде бы славяне, а вроде бы и нет). И оно в кратчайшие исторические сроки, почти мгновенно исчезнув как племенная общность, вошло в мировую историю, навеки сохранив память о себе в таких понятиях, как русский народ, русская культура, Россия. Одно уж это заставляет нас пристальнее вглядываться в прошлое.
Ломоносов потратил много времени, сил и нервов, работая над данной проблемой. В конце жизни он вынужден был сразиться на интеллектуальном ристалище с энергичным, стремящимся к славе и карьере Августом Людвигом Шлёцером. Он явился в Россию «на ловлю счастья и чинов» осенью 1761 года молодым человеком (26 лет). В отличие от Ломоносова, в Академию наук прошел чрезвычайно легко благодаря не столько научным достижениям, сколько ловкости. Уже через 8 месяцев его определили адъюнктом, а через 3 года — профессором истории (академиком) с окладом 860 рублей в год.
…Мне трудно судить о талантах Шлёцера, зная лишь выдержки из его сочинений. По-видимому, он был неплохим историографом, собирая и систематизируя исторические материалы. Как мыслитель он себя не проявил. А как человек… В конце своей долгой жизни он называл Ломоносова «совершенным невеждой во всем, что называется историческою наукою», который «едва ли слышал имя Византии», а в других научных работах «остался посредственностью».
Последнее заявление явно свидетельствует о невысокой культуре мышления и высоком самомнении Шлёцера. Только самодовольный невежда может позволить себе безапелляционно судить о тех науках (физике, химии, геологии, географии), в которых несведущ.
По словам Шлёцера, «Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских». Ложь: Михаил Васильевич дружил Г.В. Рихманом и Я.Я. Штелином, с глубочайшим уважением относился к Христиану Вольфу, подчеркивал научные заслуги И.Г. Гмелина и преподавательские — И.А. Брауна.
Показателен эпизод с Петром Никифоровичем Крекшиным, одинаково бездарным историком и изобретателем, попытавшимся приписать Романовых к Рюриковичам. Получив отрицательный отзыв Г.Ф. Миллера, Крекшин обвинил его в «государственном преступлении». Ломоносов безоговорочно подтвердил правоту Миллера.
В своих мемуарах Шлёцер обвинял Ломоносова в невежестве, клевете, «варварской гордости». Озлобленность немца понятна: Ломоносов пресек его попытку вывести за рубеж материалы из секретных архивов. На «Русскую грамматику» Шлёцера Ломоносов дал сокрушительный отзыв. Доказывая зависимость русского языка от немецкого, Шлёцер доходил до того, что утверждал: «князь» — производное от knecht («слуга, холоп»); «дева» — от dieb («вор»), нижнесаксонского tiffe и голландского teef («сука, гулящая девка»). И это особенно возмутило Ломоносова: ведь «Дева… употребляется у нас почти единственно в наименовании Пресвятыя Богоматери».
