Прошли многие годы, прежде чем, повзрослев, я полностью осознал, как мне повезло со своим командиром и наставником.
Листаю страницы памяти. Окончив с отличием обучение в академии, я в 1979 году был направлен в распоряжение начальника ГРУ ГШ генерала армии П. И. Ивашутина. Вскоре определен в структурное подразделение центрального аппарата, которое тогда дислоцировалось в Тушино. В аппарате ГРУ по всему чувствовалось, что назревают драматические события, связанные с Афганистаном, поскольку уж очень часто в те месяцы приходили различные новости: о гибели наших советников в Герате, о переброске технического персонала на аэродром Баграм, об оживлении частей бездарно расформированной накануне Ферганской воздушно-десантной дивизии и другие.
Прямо скажу, что служить в центральном аппарате мне было еще рановато и, честно говоря, не очень хотелось. Ну что такое капитан — «мальчик на побегушках», а я мечтал «о продуваемых всеми ветрами войсках» и военной карьере. Часто разговаривал по этому поводу с Колесником, который в том году очень часто находился в Чирчике. Конечно, все события подготовки «мусульманского» батальона на базе нашей бригады были окутаны завесой глубокой секретности, и я понятия не имел обо всем. Однако в коридорах управления прошел слух о формировании какого-то батальона. Я подошел к Василию Васильевичу и прямо спросил:
— Говорят в Чирчике расширяется штат? Возьмите меня замполитом батальона.
— А ты откуда знаешь? — удивился Василий Васильевич.
— В разведке служим. — отшутился я.
— Твое время еще не наступило. Ты туда не подходишь. Еще успеешь. — ответил Колесник.
А потом наступили известные события, о которых написал армейский поэт:
В декабре есть еще одна дата
Без отметки на календаре.
Я тебя целую, как брата,
На кабульском чужом дворе.
…В начале января 1980 года я согласно приказу убыл в Приморский край для приема должности заместителя командира отдельного полка разведки ГРУ. Перед отъездом позвонил Колесникам, попрощался. Екатерина Михайловна пожелала мне хорошей службы на «Дальнем, но любимом Востоке», а по поводу мужа, сдержанно ответила, что Василий Васильевич еще в командировке. Через полгода, где-то уже летом я получил от нее письмо, в котором, помимо короткого послания, оказалась вложена фотография В. В. Колесника в парадной форме с золотой Звездой Героя. Без лишних слов мне все стало ясно. Где был Василий Васильевич и что делал в Чирчике.
Шесть лет после этого я не был в Москве. Но эти сложные годы, насыщенные большой и важной работой, дали мне очень много полезного. Я ни разу не пожалел, что уехал из Москвы. У нас была отличная связь с Главным управлением, и я часто общался по телефону с Василием Васильевичем. Он знал обо мне практически все. И то, что награжден орденом, и то, что получил подполковника, и то, что по-прежнему хочу вернуться в спецназ. Однажды он спросил меня об этом:
— А на равную должность пойдешь? В Печоры?
— Нет вопросов, согласен, — ответил я не раздумывая ни минуты.
Вскоре меня вызвали на беседу в Москву. После нескольких встреч и бесед в ГРУ я был в ГлавПуре и на Старой Площади. И только в ЦК узнал, что меня утверждают на должность не в печорский учебный полк спецназа, а в Псков на 2-ю бригаду спецназа.
— Ай да Колесник, — подумал я. — В мелочах и в крупном по-прежнему, проверяет людей «на вшивость».
А что было бы, если б я отказался от печорского полка?!
Через две недели состоялся приказ, и однажды вечером, завершив восьмичасовой перелет из Хабаровска в Пулково, мы вышли на священную ленинградскую землю. Нашу семью радушно встретил старший офицер РУ ЛенВО майор Р. Р. Латыпов, который после тяжелого ранения в ДРА, перебрался в Питер. Встречал он меня по поручению начальника генерал-майора Пияльцева, который уже был наслышан, что мы старые сослуживцы по Чирчику. Новогодние праздники 1986 года мы с семьей отмечали уже в офицерском общежитие бригады, в Промежицах, на берегу реки Великая.
Вот так, при поддержке Василия Васильевича только через десять лет мне удалось осуществить свою мечту. Вспоминая Колесника, думаю, не для всех он был удобен. Уж очень свободолюбивой и упрямой был личностью. На все имел собственное мнение и всякий раз его стоически защищал. Не гнул голову, не заискивал, слышать не мог о подхалимстве, об угодничестве. Одним словом, знал себе цену, что, между прочим, не всем нравилось, не всеми приветствовалось и принималось. Поэтому и находились типы, потирающие руки от желания расправиться с ним, насолить, подножку подставить, нанести удар в спину. Об этом наиболее ярко свидетельствует его длительный срок ожидания генеральского звания.
Будучи великим тружеником, он никогда не останавливался на достигнутом, не бронзовел.
Можно привести много примеров, когда Колесник брал ответственность на себя, а подчиненных выручал из беды. Расскажу о трех таких характерных и драматических случаях.
Всем в наших войсках известно имя Х. Т. Холбаева. Он со своим «мусульманским батальоном» прославил советский спецназ. Но мало кому известно, что Хабиб Таджибаевич после окончания Ташкентского высшего общевойскового командного училища всю свою жизнь прослужил в 15-й обр СпН. Хабиб был добросовестным, исполнительным командиром группы, роты спецназ, замкомандира отряда. Невысокого роста, крепкий, черноволосый, немногословный, он не особенно выделялся на общем фоне. Но после событий 1975 года за ним закрепилась репутация очень смелого и дерзкого офицера. События, в ходе которых отличился старший лейтенант Холбаев, происходили на учениях войск ТуркВО. Выполняя задачу в тылу условного противника, он со своей группой захватил в качестве языков целый автобус с офицерами штаба воздушной армии. Был грандиозный скандал. Учения оказались на грани срыва. Дерзкому командиру группы обещали «кару небесную», объявили взыскание от руководства ТуркВО, а главный наш уважаемый судья — командир бригады — на служебном совещании офицеров поставил Холбаева всем в пример и приказал подготовить наградной материал для поощрения молодого офицера. И не так важно, что в тот раз награда обошла героя, а важно, что воспитывался смелый десантный характер. Все офицеры осознали, что не надо бояться на учениях действовать, как в бою. Я не знаю, что думал Василий Васильевич Колесник в 1979 году при отборе кандидатуры на должность командира «мусульманского» батальона, но уверенность в том, что Холбаев выполнит любой приказ, у него была.
Как известно, в 1979 году Колеснику вновь решительно пришлось выручать своего питомца.
13 декабря батальону была поставлена задача на марш Баграм — Кабул своим ходом. Этот марш чуть не стоил Холбаеву должности. По дороге, как это часто случается, одна из машин вышла из строя. Для того чтобы не задерживать отряд, Холбаев принял решение — оставил с неисправной машиной необходимые средства техпомощи, а колонна отряда продолжила движение. Факт прибытия в Кабул отряда в неполном составе был негативно воспринят главным военным советником С. К. Магомедовым. Конфликт усилился еще и из-за того, что Холбаев не любил оправдываться и не старался показать себя лучше, чем он есть. Только вмешательство Колесника спасло комбата. Он жестко заявил: «Я Холбаева знаю давно как вполне подготовленного офицера, и его действия в данной ситуации были верными». После этого разговора с Колесником, в ходе которого Василий Васильевич проявил твердость и упрямство, генерал-полковник Магомедов уступил.
