Посмотрим еще вокруг себя. Вот 1-й корпус кавалерии генерала Нансути; он занимает пространство между войсками Нея и одним пехотным каре против сожженной деревни. Этот корпус (из двух дивизий кирасир, одной легкой кавалерии и бригады Виртембергиевой) бьется с полками кирасир русских, которые еще раз пытаются отнять позицию при деревне Семеновской. Какая картина!
Реданты Семеновские на минуту захвачены французами. Кутузов тотчас велит поставить новую боковую батарею в 25 пушек. Она приведена в соединение с другими и, крестя поле, режет французов продольными выстрелами по фронту и в тыл. Ядра пронизывают ряды. Между тем реданты опять в руках русских, и вот Мюрат мчится впереди, и за ним целый разлив его кавалерии.
Он наезжает прямо на реданты, а Голицын с кирасирами объезжает его прямо с боку и в тыл. Как они режутся! Какая теснота! Конница топчет раненых; трупы дробятся под колесами артиллерии. Живые конные стены сшибаются, трещат и, под грозным гулом пальбы, при страшных криках, среди лопающихся гранат, без памяти хлещутся палашами и саблями.
И вот (я боюсь, чтобы вы не закричали ура!) наша конница расшибла французские эскадроны: они мешаются, кружатся, бегут… Один между ними не хочет бежать!.. Конь под ним крутится. Блестящий всадник кличет, машет саблею. «Ко мне, французы! ко мне!» Напрасно! Он окружен чужими…
Палаш и сабля русские висят над воином в фантастических одеждах, его узнали: это он! Король Неаполитанский! Его ловят, хватают!.. Слышите ли радостный крик: «Он наш! он наш! Король в полону!» Ближняя пушка, разгоряченная пальбою, с страшным треском лопается, осколки и клинья летят дугами вверх, зарядный ящик вспыхивает, и черный клуб дыма с комами взбрызнутой земли застеняют от глаз все частные явления. – Чу! прислушайтесь: в лесу направо загремело.
Опять этот лес ожил, опять задымился… Но там нет русских, а там сражаются… Это вестфальцы: сквозь дым и пыль французы показались им чужими; они стреляют по своим! Оставим их в этом смятении и пойдем далее.
Вот здесь, в стороне, видите вы окареенный полк. Это 33-й линейный. Он поднял щетину штыков и дерется с нашею конницею. Кирасиры его и ее императорских величеств кидаются, напирают и жмут это несчастное каре. Но уже спешит, перебираясь чрез овраг, свернутый в колонну 48-й полк (из дивизии Фриана); он торопится на выручку к 33-му; к Фриановой же дивизии принадлежит и полк Испанский – Иосифа Наполеона.
С роскошных долин Андалусии он перенесен каким-то волшебством на суровые поля подмосковные – и вот, одетый в белые мундиры, этот полк, ярко отличаясь от прочих, идет белою колонною по черным огаркам погорелой деревни.
Но что там подле самого окареенного 33-го полка? Какие-то стройные фигуры в блестящих мундирах. Это он! это опять король Неаполитанский. Он ускользнул из плена и очутился здесь. Рядом с ним престарелый храбрец генерал Фриан и генерал Бельяр, еще один свитский полковник и один из рассыльных ординарцев Наполеона.
Все увлечены общим беспорядком, всех загнала сюда буря скачущих кирасир. Король и генералы торопятся спешиться и замыкают себя в каре. Видите ли вы целую конную колосистую крепость? Это батарея из 80 орудий. Шестьсот лошадей готовы двинуть и мчать вперед эти пушки.
Усмотрев всю важность позиции при деревне Семеновской, Наполеон поставил тут громадную батарею под начальством генерала Сорбье и назвал ее адскою! Он уверен был, что русские станут жестоко драться за деревню Семеновскую. И в самом деле, смотрите, смотрите! Русские в огромных массах несутся на этот заветный пункт. Но день погас. Красный клуб огня и дыма покатился по полю, и целая буря картечи засвистала навстречу наступающим.
Нет мужества, которое могло бы идти против такого урагана! Отпорная сила батарей остановила наших. Но не ожидайте увидеть тыл их!.. Под самыми пушками французскими русские, при невозможности подвигаться вперед и с твердою решимостью не отступать назад, приросли к земле ногами, – как видно, что земля эта им родная! и падают, уничтожаемые неотразимым могуществом артиллерии. Однако ж, и в этих ужасных для нас обстоятельствах, некоторые из пушек французских вправо – сорваны наскоком кавалерии русской.
Пройдем скорее эту громоносную батарею Сорбье, эти метели картечи, эти сугробы мертвых и умирающих!.. Там, еще левее, поставлен корпус (2-й кавалерийский) генерала Коленкура. Блестящ и молод этот генерал! Число битв, в которых он находился, превышает число лет его жизни.
Это брат человека, знакомого нам по Петербургу. В этом корпусе была одна дивизия кирасир, с которою Коленкур бросился на главный бастионный редут (люнет, или Раевского батарею), взъехал на редут и не съезжал уже более! Позади его войск стоит 4-й кавалерийский корпус генерала Латур-Мобура. Боевой порядок в две линии. По правому крылу он сосед белого Испанского полка.
За 2-м кавалерийским корпусом (спускаясь все справа налево по линии) видим три дивизии пехоты из 4-го вице-короля Италиянского корпуса. Ближайшая к ним дивизия Жерара, другая Брусье, третья Морана; а там, насупротив батареи Раевского, толпится длинною колонною дивизия Клапареда.
Во всех трех дивизиях первые бригады фрунтом, вторые в колоннах. Этим дивизиям жарко от корпусов Дохтурова и Остермана! Мы все идем влево и встречаемся с войсками Груши. Это 3-й кавалерийский корпус. Он в движении. Видите ли, как высоко взвиваются над ним облака пыли? Еще далее, еще левее, за речкою Колочею, которая, спрятавшись в свои крутые берега, бежит под пушками обеих линий, около Бородина поставлена дивизия Дельзона, подпертая батареею в 30 орудий!
Ею командует Дантуар. Вы видите густой дым немного в стороне от Бородина: он вьется над этим войском и этою батареею. Наконец на закрайке левого французского крыла, гораздо левее Бородина, стоят на тучных немецких конях баварцы. Это дивизия Орнано. Против нее чернеет масса русской кавалерии Уварова.
Замечали ль вы, проходя по линии, там и там рассеянных русских мужиков с пиками и без пик, с топором за поясом, как будто вышедших на дело сельских работ? Безоружные, они втесняются в толпу вооруженных, ходят под бурею картечи, и – вы видели – они нагибались, что-то подымали, уносили… Это 10000 Смоленского ополчения. Распоряжаясь хозяйственно всеми частями битвы, Кутузов приказал Смоленскому ополчению уносить раненых из-под пуль сражающихся, из-под копыт и колес конницы и артиллерии.
И набожно, добросовестно исполняли смоленцы обязанность свою. Когда ядро визжало над их головою, они снимали шапку, говорили: «Господи, помилуй!», крестились и продолжали свое дело – великое, христианское дело помощи! Вы заметили, может быть, также телеги, расставленные огромными вагенбургами или тянущиеся цепью за нашею линиею. Это 12000 подвод, которые все он, все тот же хозяин, Кутузов, собрал для отвоза раненых. У французов этого не было; зато их раненые задыхались под мертвыми – и трупы их были растоптаны копытами, раздавлены колесами артиллерии.
