После второго откровения Марата я стала откладывать вещи, которые уже испустили дух, в старый бабушкин комод, а потом по ночам выносить на помойку.
– Итак, ты начала поглощать энергию вещей. Сколько тебе нужно было этой самой энергии, чтобы чувствовать себя хорошо?
– По-разному. Это сильно зависело от самой вещи. Иногда и дня не проходило, чтобы мне не потребовалась дозаправка, иногда предметы питали меня месяцами. Где только мы с Маратом не находили (как он скромно называл этот процесс) любимые вещи. Я даже не помню все эти многочисленные презентации и банкеты, на которых мы бывали и откуда выносили то фарфоровую статуэтку или чашку, то серебряную указку, а один раз даже хрустальную ручку слива воды в унитазе. Марата особенно привлекали разные предметы искусства, всякий хендмейд, которые он потом долго носил на груди или в кармане. Он был уверен, что предметы кропотливого труда человеческих рук несут в себе особую целебную и питательную силу. Меня же Марат дразнил сорокой, которая тащит в гнездо все что ни попадя. Его жутко злила моя неразборчивость в связях. Иногда мне казалось, что этой всеядностью я нарушаю его планы.
– Значит, Марат, по сути, предупредил тебя о том, что обратного пути не будет? Почему же ты не отказалась от дальнейших отношений с вещами?
– Это был самый простой способ завоевать мир, стать богатой и знаменитой без особого труда. Я поглощала предметы, и это давало мне мощный энергетический заряд. Ты много знаешь людей, которые отказались бы от этого? Мефистофель рано или поздно приходит к каждому из нас с ТЕМ САМЫМ предложением. Человек ведь тщеславная скотина и горит на адовом огне уже не одну сотню лет. Мой любовник сулил мне все блага мира. Для того чтобы их достигнуть, нужно было лишь иногда, очень редко, можно сказать, даже шутки ради, красть какие-то предметы. Смешно было отказываться от такой перспективы. Да я и не видела на тот момент разницу между охотой и обычным поглощением. Я всего лишь с любопытством двигалась навстречу всему новому. Мне было интересно и волнительно.
– А твой первый муж? Вещи помогли забыть его?
(Женщина закуривает.)
– Честно? Я не забывала его ни на минуту. Корецкий всегда был первым и единственным. Это только говорят, что клин клином выбивают. Ерунда! Несмотря на мое увлечение Маратом, тень Корецкого не переставала преследовать меня. Мы жили в миллионном городе, но при этом наши пути постоянно пересекались. Общие дела, как реки, втекали в одни и те же компании, вытекая затем в большую сточную канаву бизнеса. Это мешало мне забывать его. Моя любовь жила не как у обычных людей – в сердце. Она пробиралась через вены и артерии прямо в солнечное сплетение, которое болело каждый раз, как только я слышала о Корецком. Я до сих пор не знаю, почему оно называется солнечным. Но как бы там ни было, солнце для меня в этом сплетении погасло навсегда, а врач поставил диагноз: язва на нервной почве. На две страницы он расписал мне порядок, согласно которому, по часам, нужно было пить успокоительные средства и соблюдать диету. Я была уверена, что он ошибся в диагнозе, так как язва – это болезнь студентов и алкоголиков. Я не понимала, при чем тут я. Доктор меня переубедил.
«Милая девушка, язва отнюдь не всегда связана с неправильным питанием, – заявил он мне тоном, не терпящим возражений. – А если вам все-таки легче связать язву с едой, то представьте себе, что это болезнь людей, которые жадно, в одиночестве проглотили пуд соли. То есть вместо того, чтобы выплеснуть свои негативные эмоции, они не нашли ничего лучшего, чем положить их, как таблетку, на кончик языка и запить небольшим количеством кипяченой воды. И вот теперь ваше горе живет у вас в животе. Как баночный гриб, оно растет и пухнет, питаясь вашими слезами». – «Что еще за гриб? У меня какая-то особая язва?» – «Нет, успокойтесь. Ваша язва самая обыкновенная. Просто я пытаюсь вам наглядно все объяснить. Неужели ваша мама никогда не делала напиток из гриба? В советское время все дети его очень любили».
В памяти мелькнула моя бабушка с трехлитровой банкой. В ней плавала какая-то слизкая дрянь. Горлышко банки обычно закрывали марлей, и мы, дети, были уверены, что это делается для того, чтобы Дрянь, не дай бог, не выскочила на волю. Мне было тогда лет пять, но я хорошо помню, как мы с двоюродным братом словно завороженные смотрели на слизь в банке, растущую день ото дня. Дрянь питалась исключительно сахаром и жирела прямо на глазах – один слой наползал на другой до тех пор, пока ей не становилось в банке тесно. И этот момент пугал меня больше всего. Я боялась, что однажды я зайду на кухню, а Дрянь к тому времени станет такой огромной, что вырвется на свободу и расползется по всему дому. Пить этот напиток после таких фантазий я не могла, в то время как брат его просто обожал и мог поглощать литрами.
«Я вспомнила, – сказала тогда я. – Моя бабушка делала этот странный желтоватый сок. Я его ненавидела по эстетическим соображениям. И что же теперь мне делать с этим грибом внутри?» – «Надо лишить его пищи: ваши горькие мысли не должны уходить внутрь, дайте им волю. Все, кто держал гриб, в том числе и ваша бабушка, по мере того как он рос, делили его на несколько частей и раздавали друзьям, соседям, коллегам на работе. И те селили его в свои банки и растили дальше. Поделитесь же, наконец, и вы с кем-нибудь своим грибом».
Так я узнала, что у меня внутри живет гриб. Корчась за рулем от боли, я стояла в пробке и ненавидела этот город и этот мир, причиняющие мне такие страдания. Каждый водитель норовил меня подрезать, в результате чего расстояние до аптеки в десять минут на глазах выросло до получаса. Я понимала, что таблетка даст только временное облегчение. Я не могла освободиться от мерзкой слизи в животе до тех пор, пока не состоится развод. Образно говоря, я могла избавиться от непонятного создания, причиняющего столько боли, только выкинув его вместе с банкой. А банкой в данном случае являлось мое прошлое. И оно никуда не делось. Верку, финансового директора, посадили в тюрьму. Корецкий же, как я и ожидала, отделался легким испугом. Марат повернул все так, что он потерял свои сбережения. Но парень был не промах и вскоре прислал адвоката с тем, чтобы побыстрее организовать бракоразводный процесс и выгодно поделить мое имущество. Предстоял суд, и я отчаянно понимала, что не переживу еще одной встречи с бывшим супругом. Я просто убью его или сама выброшусь из окна. Горький гриб внутри меня распух так, что каждый раз, когда я плакала по ночам, мне слышалось его довольное хлюпанье. С появлением Марата в моей жизни чувство горячей боли в солнечном сплетении поутихло, но постепенно на смену ему пришла отчаянная тоска. Какое-то время я купалась в любви к вещам, питалась их энергией, а потом вдруг опять стала думать о Корецком. Мне даже показалось, что я окончательно разлюбила вещи. Я смотрела на них и не видела перед собой ничего интересного. Ничего, что могло бы доставить прежнюю радость. Марат даже на время оставил меня в покое. Он сказал, что с ним было то же самое. После страстных отношений с вещами происходит переход на новый уровень, для которого необходимо побыть самим собой и накопить дополнительную энергию. Но я могла думать только о бывшем муже. Когда я окончательно убедилась в том, что излечить мою язву может только Корецкий, то стала подумывать, как бы его вернуть. И только я собралась было позвонить Корецкому и назначить встречу, как объявился его адвокат. Он доложил мне, что Корецкий хочет одну квартиру, машину и самую крупную, головную фирму. Это его последнее слово, и ни на какие уступки клиент не пойдет, пока не обдерет бывшую жену как липку. Еще один нокаут от бывшего возлюбленного, и гриб внутри меня удовлетворенно зачавкал, ритмично сжимая и разжимая острые зубки-челюсти. Я лежала в кровати и смотрела в потолок, пока Марат трезвонил в домофон. Пришлось все-таки его впустить, иначе он выбил бы замок. Марат довольно грубо вытряхнул меня из кровати, потом из ночной рубашки и засунул под душ. Мы поехали в город. В кафе «Зеленый крокодил». Он знал про мое убежище и уважал его. Мне нравилось, что он такой… суровый, что ли. Он не пытался разводить со мной сюси-пуси, гладить по голове и вытирать нос. Он всегда был человеком действия.
