– Вот и чудно! Ватель
[38] – третий!
Дарья Телегина
Корабль – а это все-таки был эфирный корабль, а не что-нибудь другое, – оказался поистине огромным.
«Левиафан!» – у Дарьи просто другого слова не нашлось, и напрасно. Левиафаном звался алеманский линейный крейсер, имевший всего каких-то двести пятьдесят саженей
[39] от «форштевня до ахтерштевня», вернее, от оконечности тарана до края заднего плавника, да и «от клотика до киля» – от края вертикального плавника до килевой батареи – всего ничего – восемьдесят саженей по прямой. А «Лорелей»… Ну, что сказать! Господин Главный Кормчий отчего-то затруднялся назвать точные размеры судна. Возможно, просто не хотел, хотя и пытался объяснить «необъяснимое», ссылаясь на переменность параметров. Тем не менее кое-какие цифры все-таки озвучил. Сказал, что «Левиафан» – Дарья привела параметры крейсера по памяти – легко поместится во втором доке, и тут же показал Дарье этот самый «второй грузовой». Тот док, в котором несколько дней назад «приземлили» Дарьину виверну, оказался первым пассажирским и был как минимум в два раза меньше.
«Циклопическое сооружение!»
Второй док и в самом деле производил сильное впечатление, но Сады Сибиллы оказались еще более впечатляющими. Семь квадратных верст феерических – буквально райских, словно попала по случаю в какую-нибудь Ирию
[40], – садов, раскинувшихся в три яруса на террасах, вырубленных в горных склонах, с прудами и ручьями, озерами и водопадами, мраморными постройками – беседками и башнями, – лестницами и обзорными площадками, с которых открывались чарующие виды на невероятные пейзажи, взятые, как тут же выяснилось, с доброго десятка планет. У Дарьи голова кружилась от всего этого великолепия и богатства, но еще больше от понимания того, какая невероятная и уж точно нечеловеческая мощь скрывается за всеми этими чудесами.
Размеры корабля, его техническое могущество, неотличимое от магии и колдовства, и, разумеется, невероятная, неслыханная роскошь, совершенно неуместная на обычном вольном торговце, каким, по словам господина Главного Кормчего, являлся «Лорелей»; все это едва не раздавило Дарью, пытавшуюся объять своим пусть и сильным, но, как выяснилось, неискушенным разумом необъятное. Хорошо еще, что Грета, как и обещала, завела ее на кухню к Вателю. Там все оказалось куда более человечным: и размеры, и обстановка, и запахи, и сам господин Ватель – полноватый гигант с приятным лицом довольного жизнью сильного, но добродушного человека. Он угостил их блюдом из жареных дроздов и фруктовыми пирожными, напоил жасминовым чаем, развлек легкой, ни к чему не обязывающей беседой и совсем было уговорил Дарью на кусок «настоящего венского захера», но события неожиданно приняли такой оборот, что всем, включая самого Вателя, стало не до тортов и пирожных.
– Твою мать! – сказала вдруг по-русски стройная рыжеволосая женщина, лакомившаяся каким-то весьма затейливым вариантом гоголь-моголя. Сабина Боскан, так ее звали, присоединилась к компании всего несколько минут назад.
– Что? – подался вперед Главный Кормчий.
– Ох! – вырвалось у господина Вателя похожее на звериный рык восклицание.
– Что случилось? – Дарья определенно почувствовала идущую откуда-то извне волну тревоги, возникшую неожиданно, но стремительно набиравшую силу «штормового предупреждения». Она только не умела определить характер этой тревоги, переходящей уже в форменный набат, и, самое главное, не знала ее причины.
– Это вторжение! Грета, уводи девочку! – Сам преобразился: сейчас Дарья безошибочно определила в нем боевого генерала и поняла, что у любого маскарада есть смысл и второе значение.
«Крут!» – отметила она, погружаясь в водоворот «военной истерии».
– Поздно! – остановила Кормчего Грета. – Вали в рубку, Егор! Ватель! – обернулась она к гастроному. – У тебя найдутся запасные штаны?
«Штаны? – опешила Дарья, наблюдая в совершенном изумлении за Гретой, которая начала вдруг лихорадочно срывать с себя одежду. – Что, ради всех святых, тут?..»
– Посмотрите в шкафу, фройляйн! – Ватель говорил не оборачиваясь, он распахнул, словно дверцы шкафа, стенные панели своей гостевой кухни, выхватил с выехавшей ему навстречу стойки ужасающего вида «винторез»
[41] и швырнул его не глядя Кормчему. – Беги, Егор! Без тебя не управимся! Сабина!
– Я здесь! – женщина приняла брошенное ей оружие прямо из воздуха, как если бы оно ничего не весило, хотя на взгляд Дарьи, этот кусок стали и керамики тянул на батман
[42] с гаком, никак не меньше.
– А мне? – спросила она, и сама толком не понимая, о чем спрашивает.
– А вы, мадемуазель, разве умеете? – удивленно глянул на нее Ватель.
– Я…
– Возьми сама! – голая Грета копалась в шкафу, выбрасывая из него какие-то тряпки: белые поварские колпаки, платки-банданы разных цветов, матерчатые и кожаные фартуки и белые куртки.
– Я… – но к собственному удивлению, Дарья вдруг обнаружила, что знает, что к чему, и даже больше. Она прыгнула к стойке и с замиранием сердца сняла с нее настоящий клевский «дырокол» Корпора с виртуальным прицелом и самонаводящимся боеприпасом.
«Обалдеть! – восхитилась она, переводя „убойную машинерию“ в режим „экстремум-максима“. – Я…»
И в этот момент она снова посмотрела на Грету.
«Обалдеть…» – подумала Дарья в растерянности, наблюдая за тем, как стремительно трансформируется великолепное женское тело, превращаясь в не менее великолепное – мужское.
«Ох!»
Марк был как минимум в полтора раза крупнее. Выше, массивней, шире в плечах. Сильный красивый мужчина почти в сажень ростом и соразмерной гренадерской стати шириной могучих плеч и груди. Длинные ноги и руки, крепкая шея и крупная, но пропорциональная голова. Он был хорош, чего уж там! Просто атлет – олимпийский чемпион какой-нибудь, а не мужчина из плоти и крови!
«Но как это возможно?!»
– Чего застыла? – гаркнул он, натягивая белые поварские порты. – Марш отсюда! Бина, возьми барышню, и двигайте в шлюпочный кессон. Спрячьтесь там и не высовывайтесь! Головой отвечаешь!
