И в самом деле, все эти Мемориальные конюшни, строитель которых наверняка страдал острой формой мегаломании, или храм Чшарцша’ш
[74] с его тропой Девяносто Девяти Спутников, древняя эротика которой лежала далеко за пределами того, что на родине княгини Рудой почиталось откровенной порнографией…
– Странный мир, – Дари покинула кресло и отправилась гулять среди скульптур и витрин с экспонатами.
– Нормальный! – отмахнулась Грета. Она осталась сидеть, где сидела, посередине зала, который ее спутница упорно, но не беспричинно называла Имперским. Сидела, рассматривала фреску с одним из соитий принцессы Сцлафш и даже головы не повернула, отслеживая маршрут «воспитанницы» исключительно на слух. «Картинку» она вполне могла дорисовать в уме. Слава богу, не сиротка какая-нибудь – сама этот зал и проектировала. Да и на память пока не жаловалась, не говоря уже о воображении.
– Ты на свой посмотри, только непредвзято, – добавила, потянувшись к бокалу с шампанским, – много интересного обнаружишь!
– Наверное! – не стала спорить Дари. – Возможно… Может быть… Это ничего, если я тебя попрошу плеснуть и мне тоже?
– Дари! – Грета терпеть не могла этот нарочито «самоуничижительный» тон и не желала начинать «игру в условности» по новой.
«На субординацию, понимаешь, пробило, а мне что теперь, даму-наставницу из себя изображать?!»
– Ладно, не обижайся! – сдала Дари назад. Когда хотела, она умела быть покладистой, беда в том, что чаще – не хотела. – Налей, пожалуйста, и можешь продолжать называть меня Дарёной. Я устала с тобой бодаться!
– Вот и правильно! Ты – Дари! – Грета подхватила из ведерка со льдом бутылку «Пол Роже» и разлила шампанское по бокалам. – Была Дари, Дари и останешься. Во всяком случае, для меня.
– Это объяснение в любви?
Грета обернулась и смерила женщину взглядом.
«Красавица! Но не в этом дело, не так ли?»
– А если и так? – прищурилась, протягивая бокал.
– Вообще-то я предпочитаю мужчин.
«Отчего бы просто не сказать нет?»
– Я знаю, но попытка не пытка, – усмехнулась в ответ Грета. – Возьми бокал, Дари, не стой, как соляной столб!
– А ты?.. – Дари все-таки подошла. Ступала мягко, двигалась грациозно – и неужели все дело в одних лишь «сказках» камней? – смотрела прямо в глаза.
– А я? Хочешь спросить, сплю ли я с мужиками? – Грета заглянула в глаза Дарёны так глубоко, как могла, буквально погрузившись в клубящиеся недра жемчужного тумана. – Сплю… иногда.
Говорить стало трудно, но контроля над собой Грета не утратила, а вот права на ложь или умолчание неожиданно лишилась. Сама так решила.
– Есть своя прелесть, знаешь ли…
– Знаю, – Дарёна приняла бокал, поднесла к губам. – Так ты хотела бы?..
– Переспать с Марком? – Грета больше не удивлялась, что понимает Дари с полуслова, таковы были их нынешние обстоятельства.
– Хотела бы, – призналась, отбрасывая обычную в этом вопросе щепетильность. – Даже воображала себе пару раз, как я и он… Я ведь знаю, как он выглядит, Дари. Видела в зеркале его отражение, но… Что ж, мне легче вообразить саму себя Марком, чем себя наедине с ним. Я, знаешь ли, «подглядывала» раньше, «подслушивала», пока он меня на этом не поймал. Весьма любопытный опыт: не отдаваться, а брать. Двойственные ощущения, если честно. Но я так и не знаю, что бы чувствовала, окажись он во мне на самом деле. Нам двоим это не дано.
– Зато дано мне, – голос у Дари вдруг опустился едва ли не на две октавы, и разом охрип.
– Я не он, – напомнила Грета, чувствуя на кончике языка горечь – предвестник безумия.
«Я не Марк, я Грета Ворм!»
И это была чистая правда: Марк и Грета, как, впрочем, и Карл, хотя он тут вовсе ни при чем, являлись симбионтами, но никак не одним и тем же человеком. Уже нет. Давно и навсегда.
– Ты не Марк, но хочешь меня с той же страстью, что и он.
– Что, он сам тебе сказал? – нахмурилась Грета, считавшая себя более решительной, чем Марк.
– Нет, разумеется, – отстраненно улыбнулась Дари. – В глазах прочла. В твоих тоже вижу. Одно и то же безумие. Ведь ты и в самом деле меня хочешь?
– А я и не скрываю, – Грета вспомнила вдруг, что все еще держит в левой руке хрустальный бокал на высокой тонкой ножке. Посмотрела на посверкивающие грани, усмехнулась мысленно, признавая, что чувства у нее почти всегда идут впереди разума, и снова взглянула на Дари. – Хочу… Прямо сейчас, прямо здесь. Но ведь и ты, как я слышала, склонна к разнообразию.
Прозвучало пошло. Но сказанного не воротишь.
«Да и незачем!»
– Разнообразие – это Феона? – опаловый туман в глазах Дари сгустился, потемнел на манер созревающих грозовых облаков.
– Скажешь, разок попробовала? – Сжало горло, толкнуло в виски, но Грета все еще держала себя в руках.
– Нет, конечно, – покачала головой Дари. – Не в этот раз, не с Феоной. Так что ты права, Грета. Извини.
– Ну и ладно! – улыбка стоила ей труда, но приходилось надеяться, что получилась, как надо, а не абы как. – Я, пожалуй, пойду! – Грета поставила бокал, из которого так и не отпила, на ручку кресла и встала. – Увидимся за завтраком.
Она повернулась, оставляя Дари за спиной, и хотела идти, но Дарёна ее не отпустила.
– А как же тренировки?
– Я тебе для этого больше не нужна, – Грета все-таки сделала шаг прочь. Казалось, ей приходится прожимать телом силовое поле. – Захочешь потанцевать – другое дело. Я всегда…
– Позови меня с собой!
«Что?»
Грета повернула голову и посмотрела через плечо. Лицо Дарёны пылало, глаза светились, излучая жемчужное сияние.
«Вот черт!»
– Идем! – Простое слово, но это оказалось единственным, что она смогла произнести.
3 февраля 1930 года, борт торговца «Лорелей»
Дарья Телегина
Их разбудил зуммер.
На «Лорелее» телефонов не было. Вернее, не было аппаратов, похожих на знакомые Дарье телефоны. Зато было другое. Много. Разного. Причудливого вида или вовсе «безвидное». Однако инженера не обманешь – технические принципы меняются, изменяется и дизайн, но вот назначение прибора зависит не от многого знания, в котором, как известно, многие печали, а от природы человека. В конечном счете не так уж важно, орешь ли ты благим матом с одного берега реки на другой, семафоришь корабельным прожектором или используешь для связи электромагнитные волны. Дело в целях, а не в методах. Так что, все правильно – зазвонил телефон.