– Да! – раздраженно откликнулась Дарья, не открывая глаз. – Мог бы и поделикатнее как-нибудь…
– Это не управляющий, – голос Егора Кузьмича Дарья узнала даже сквозь сон, потому, наверное, и проснулась. Притом сразу. Без перехода.
– Что-то случилось?
– Что-то всегда случается, на то и жизнь, – вздохнул Кормчий. – Лучезарная привезла «груз» и лоцмана, – сказал он тем тоном, каким обычно перечисляют маловажные факты, – желает лично убедиться в соблюдении условий сделки…
– Но? – Дарья уже проснулась и села в постели, одновременно потянувшись к папиросам, оставленным с вечера на прикроватном столике.
– Скорее, «и», – снова вздохнул Кормчий. – Она хочет, чтобы вы, княгиня, сопровождали ее лично.
– И поэтому вопреки протоколу вы звоните мне прямо в постель? – За спиной шевельнулась Грета, но Дарья вдруг поняла, что уже не вполне уверена в том, кто теперь находится в ее постели. Ночью это была Грета, тут и спорить не о чем, но вот сейчас… Запах изменился, психический фон, то да се…
– Вопрос деликатный! – возразил Егор Кузьмич. – Зачем нам лишние свидетели?
– Я не одна.
– Я знаю.
– Вы контролируете всех на борту?
– И за бортом, – усмехнулся в ответ Кормчий.
– А как же тогда Либерте, Эгалите, Фратерните? Свобода, равенство, братство…
– Одно другому не мешает, – Было очевидно, Егора Кузьмича голыми руками не возьмешь. – Вам же сказано, княгиня, «Первый среди равных». Вы акцентируете слово равных, а я – Первый. Чувствуете разницу?
– Значит, есть хозяин и у вольного народа, – Дарья закурила, но оборачиваться не стала.
– Теория не всегда совпадает с практикой. Впрочем, Дарья Дмитриевна, вы же знакомы с теорией и практикой коммунизма, и как вам оне?
– «Оне» разные бывают, – Дарья действительно лично знала довольно много коммунистов, и с одним из них – между прочим, бывшим партизанским комбригом – даже спала какое-то время. Встречались среди них разные люди, как и всюду. Попадались и идейные, но численно преобладали все-таки реалисты. Однако не в этом дело. И над идеалистами, и над прагматиками всегда кто-нибудь стоял. Партия – это иерархия, и коммунисты в этом смысле намного круче всех остальных. У них это называется демократический централизм.
«Вы акцентируете слово демократический, а я – централизм… Н-да… Жизнь прекрасна и удивительна!»
– «Оне» разные бывают, – сказала Дарья, – но вы, командарм, верно, перепутали коммунистов с анархистами.
– Вообще-то, «товарищ командарм», – с отчетливой интонацией сожаления произнес Кормчий. – Впрочем, вам не понять, товарищ княгиня, да и незачем. А разницу между теми и этими я хорошо знаю. Был у меня, представьте, когда-то друг – Лев Николаевич Зодов
[75], так он как раз был идейный анархист. Но это, увы, к делу не относится. Жду вас через полчаса на Хрустальном мосту, Марка можете взять с собой, если ему не лень будет…
– Тебе не лень? – она все еще сидела к нему спиной, хотя и знала, что он там, в ее постели. Голый, как и Дарья, поскольку одежда в комплект обращения не входит.
– Нет, – ответил Марк и сразу же заговорил с управляющим.
– Ты здесь, Берримор? – спросил он.
– Я весь внимание, господин де Вриз, – откликнулся «раб лампы». Он был везде и нигде, но всегда в полной готовности.
– Кофе и коньяк на двоих! Ведь ты не против, Дари?
– Кофе и коньяк, – согласилась она, вставая с постели. – Пусть Феона приготовит мне штаны и рубаху, белья и обуви не надо.
– Штаны и рубаха, – послушно повторил дворецкий. – Будут особые пожелания по цвету, фактуре и покрою?
– На твой вкус, – Дарья вошла в ванную комнату и, встав прямо посередине, отбросила окурок. – Контрастный душ… Циркулярный… две с половиной атмосферы. Пять минут. Пошел!
В принципе, если захочется, все это можно устроить буквально везде. В гостиной, спальне или кабинете. В любом месте, в любое время. Только скажи, и управляющий тут же исполнит любой твой каприз. И о гигиене не забудет – добавит, если не было особых распоряжений, что-нибудь в воду, – и «приберется» после водных процедур, если хозяину взбредет на ум что-нибудь эдакое.
– Красная рубаха, – шепнул прямо в ухо услужливый голос, – шелк, фасон апаш, ворот открыт до ложбинки…
– Идет! – прервала Дарья управляющего, медленно вращаясь между тугих водяных струй.
– Порты из отбеленного набивного батиста а-ля рюс, чуть выше щиколоток, – продолжил управляющий после короткой паузы.
– Пояс? – уточнила Дарья.
– Как вариант предлагается вервие из крашеного шелка, или, быть может…
– Идет! – согласилась Дарья, подставляя тело струям теплого воздуха, сменившим водяные спицы. – Но рубаха навыпуск.
– Про обувь, ваша светлость, вы точно уверены?..
– Точно! – Дарья вышла через дверь, открывшуюся прямо посередине огромного – во всю стену – зеркала. Улыбнулась своему отражению – оно было, как и следовало ожидать, безупречно – и прошла в соседнее помещение, по случаю оказавшееся ее будуаром. Феона была уже там – пять минут – как, впрочем, и тряпки. Обе две – шелковая и батистовая – лежали на столе. Красное пятно и белое.
– Ваш кофе, ваша светлость!
– Одеваемся!
Ну, там, собственно, и одевать-то было нечего. Но и то сказать, даже одевшись, выглядела Дарья – если верить отражению – практически раздетой.
«Ну, где-то так и задумывалось, не правда ли?»
– Что скажешь? – спросила она Феону.
– А что вы хотите услышать? – «механическая девочка» порой казалась живее всех живых. И уж точно – умнее.
– Правду! – Дарья выпила рюмку коньяка и пыхнула папироской, поглядывая то на себя в зеркале, то на Феону, застывшую рядом.
– Правда разная бывает, – вполне по-человечески пожала плечами не вполне живая служанка. – С одной точки зрения так, а с другой – совсем иначе.
– Значит, все-таки бл… – усмехнулась Дарья, она была довольна полученным эффектом.
– С одной точки зрения, – согласилась Феона.
– А с другой?
– С другой – шлюха, – мило улыбнулась служанка.
– А если батарейки вытащу?
– А у меня нет батареек.
– Но что-то же есть? – ухмыльнулась Дарья.
– Замучаетесь искать, ваша светлость.
– Ладно, – согласилась Дарья, ну, в самом деле, не связываться же с машиной! – Что там Марк?
