– Помогите барону, – тихо сказал император, и несколько гвардейцев – кажется, это были Мясники Лабруха
[98] – неслышными тенями скользнули к упавшему певцу.
Не нарушая приличий. – Господин Че поймал движение глаз императора и без промедления шевельнул пальцами, «произнося» ритуальную фразу малого обращения.
– Че! – Сказал император вслух. – Вот так удача! – Даже он не мог игнорировать обращение своего «кровного» родича. – Рад вас видеть, господин Че. Не затруднит ли вас подойти ближе?
– Сочту за честь, – господин Че поклонился и пошел к возвышению, на котором в гордом одиночестве пребывал император. Сейчас он стоял, но мог и сесть. Впрочем, не теперь. Не после того, как подозвал к себе «брата».
Дворцовый этикет предусматривал множество разнообразных ситуаций. Он существовал три тысячи лет, а за такую прорву времени императоры и их подданные перепробовали практически все, на что способно человеческое воображение. И «Книга приличий» определяла с точностью справочника по математике поведение обеих сторон в любом из вероятных, маловероятных и практически невероятных, но тем не менее предполагаемых обстоятельствами случаев.
– Здравствуй, братец! – Старик не стал скрывать свое обычное раздражение. «С чего бы вдруг?» Все и так знали, что его «ненависть» чуть сильнее необходимого, но, с другой стороны, давняя распря расцветала нынче новыми цветами.
«Чертополохом, – предположил Че. – Или терновником».
Впрочем, видеть и слышать этот их разговор не мог никто. Частная жизнь императора охранялась должным образом, и даже под взглядами тысячной толпы император мог позволить себе много больше, чем кто-либо другой. Его право.
– Здравствуй, братец! – сказал император.
– Здравствуйте, брат! – вежливо ответил господин Че, не имевший привычки «расширять борозду без цели».
По древнему закону, от которого никуда не денешься, он являлся сводным братом императора, вторым человеком в империи, но при том не имел права обсуждать свое особое положение с людьми, не посвященными в «секрет для двоих».
– Дай угадаю! – брюзгливо сказал император. – Ты хочешь меня о чем-то попросить?
– Ты же знаешь, – чуть улыбнулся в ответ Че, – я никогда не одалживаюсь.
– Уж лучше бы ты меня о чем-нибудь попросил!
– Тебе не повезло, – Че не хотел пережимать, но с братцем-императором по-другому не выходило.
– Хочешь станцевать «Моление». Я угадал?
– Со второй подсказки. – Разговор протекал по-свойски – на втором уровне выражения, но и то сказать, оба были не в восторге от своих «братьев». Однако оскомина еще не ненависть, и переходить на третий или, не дай бог, четвертый уровень представлялось поспешным.
– Пусть так, – оттопырил губу император. – С кем?
– Я женюсь, – любезно улыбнулся господин Че.
– Мне доложили, – отмахнулся император. – Но ты меня поймал. Значит, с ней?
– Это песня на два мужских голоса, – не без злорадства напомнил Че.
– Уел! – осклабился император. – Так с кем?
– С твоим приятелем Ё, – господин Че торжествовал, все получалось даже лучше, чем он рассчитывал.
– Хорошо, – вздохнул император, – я проведу ваш брачный обряд и подарю молодоженам что-нибудь роскошное. Планета? Крейсер? Бочка «Ледяного пламени»? Три бочки?
– Меня вполне устроят «Слезы Эйи»
[99].
– Ну, ты и жадная тварь! – вполне искренне восхитился император.
– Ты задолжал, я попросил, – открыто улыбнулся Че.
– Ладно! – кивнул император. – «Слезы» твои. Иди и танцуй.
«Слезы Эйи» – одно из величайших сокровищ императорской казны: гарнитур, состоящий из диадемы, колье, тройных серег в каждое ухо, двух ручных и двух ножных парных браслетов и перстня. 171 голубой бриллиант и 61 сапфир небесно-голубого цвета на тончайшей паутине из платины и синего золота. Вес – 32 килограмма, но камни и работа такие, что захватывает дух, а «поднять и пронести» на себе три десятка килограммов Ши’йя Там’ра О была вполне в состоянии. Оно того стоило, и господин Че заранее предвкушал ее восторг.
«И свой, разумеется», – признал он, рисуя в воображении нагую красавицу, купающуюся в лучах взошедших Че и Аче.
«Ее кожа будет светиться, как жемчуг, – грезил он, с ужасом и восхищением погружаясь в бездонный омут своего воображения. – И камни воссияют, впитав серебро Че и золото Аче!»
«Аче!» – имя всплыло в памяти само собой.
«Зачем же ты вернулся, брат мой Аче? Случайная встреча? Но я-то знаю, таких случайностей не бывает, потому что ничто не случайно под Высокими небесами».
«Боги не шутят, – вспомнилось ему древнее присловье аханков. – Но тогда о чем они хотят меня предупредить?»
* * *
Говорят, боги не шутят, и, может быть, так и есть. Но иногда они все-таки смеются. В Западном Ахане, в предгорьях и выше, есть даже специальная молитва, обращенная к жестокосердному господину Айн-Ши-Ча – богу близнецу дамы-заступницы Айна-Ши-На. Люди просят не смеяться над ними и над их делами, и это многое говорит об обитателях Высокого неба. Их шутки могут казаться безобидными, но у богов долгое дыхание, и никто не знает, когда случится то, над чем они уже успели посмеяться. Че полагал, что его судьба еще одна скверная шутка богов, и имел на то веские основания. Однако даже его изощренного ума недоставало, чтобы заглянуть в будущее так далеко, как видят боги, и предугадать то, над чем на самом деле смеялись Вечноживущие в миг его появления на свет. Он только надеялся, что не узнает об этом последним, но надежда – плохой помощник.
Че стал «братом императора», едва появившись на свет. Вернее, «благодать» сошла на него еще в утробе матери, поскольку именно в тот день, когда ему предстояло родиться, ушел в Посмертные поля старый господин Че. Старику было хорошо за двести – по точному счету двести двадцать семь лет, – и он по-всякому должен был вскоре освободить место для своего преемника. И то, что он решил «пустить себе кровь»
[100] как раз в этот чертов день, а не когда-нибудь в отдаленном будущем, всего лишь дело случая, но Случайность, как говорят сведущие люди, дочь Порядка, и, возможно, боги знали, отчего господину Че вдруг наскучило жить.
