Он по-детски надул губы. Не выдержал, расхохотался. Я тоже улыбнулась.
— Так серьезно, что делать будем? — спросил он, отсмеявшись. — Если честно, я растерялся. Дурацкая какая-то история.
— Дурацкая, — я потерла переносицу. — Признаю, это было оригинально. Только глупо.
— Почему? — удивился Эринг. — Если нас действительно хотели напугать…
— В том-то и дело, что нас! — перебила я. — Слушай, я Проводник мертвых, а не боязливая домохозяйка!
Скулы Эринга покраснели, и он отвернулся. Вспоминать собственный испуг и панику ему было неприятно.
— Возможно, это бы подействовало на полицейских, — сжалилась я. — В конце концов, вас такому не учат. Но пугать ряжеными мертвецами меня?! Хотя местные могли счесть, что насчет моей профессии ты соврал. Слушай, идея. Давай этих братьев старосты эксгумируем?
Несколько мгновений он молчал. Затем вдруг обернулся и схватил меня в охапку.
— Регина, ты — чудо! — сказал он с чувством и чмокнул меня в нос. — Я схожу в поселок за лопатами, а ты пока постереги.
— Зачем? — удивилась я. — Лучше приведи пару мужиков покрепче.
Эринг помрачнел.
— Ты же знаешь этих селян! Они же мертвецов боятся до ужаса. Лучше мы сами, по-тихому.
— Эринг! — я постучала его по лбу. — После ночного концерта еще собираешься считаться с чувствами местных? Ну ты даешь!
— Точно! — просиял он. — Это же нападение на работников ИСА. Будут выделываться — вызову сюда Амунди и еще парочку крепких констеблей. Ладно, я побежал!
Улыбнувшись, я помахала ему рукой на прощание. Ночная выходка требовала отмщения. Как говорится, назвался драугром — не говори, что боишься мертвецов.
* * *
Эринг вернулся через час. По тропинке нехотя, поминутно оглядываясь, топали двое дюжих сельчан, за ними с надменно-испуганным видом вышагивал староста. Замыкали шествие Эринг с понурившимся мужиком, чья опухшая физиономия заставила меня поднять брови.
Приятель поймал мой взгляд и заговорщицки подмигнул.
— Быстро! — рявкнул он. — Говори, какие могилы нам нужны?
По правде говоря, вопросы излишни. Найти свежие захоронения несложно.
— Так… — один из сельчан подал голос, спохватился и опасливо покосился на хмурого старосту. Продолжил он только после неохотного кивка. — Ну, туточки!
Ткнул пальцем чуть в сторону.
— Приступайте! — велел инспектор.
— Но… господин полицейский, не положено же! — возмутился господин Облауд. — Зачем тревожить их покой? Я не хочу, чтоб вы братьев моих трогали. Пусть себе лежат с Хель!
— Хотите снова поговорить о нападении на полицейского? — поинтересовался Эринг многозначительно, и от обещания в его голосе старосту передернуло.
— Не беспокойтесь, — подала голос я.
Все дружно ко мне обернулись. Местные смотрели с таким удивлением, словно не ожидали, что я умею говорить.
— Я позабочусь о душах ваших братьев, — пообещала я многозначительно.
Староста отвел взгляд, а один из селян тайком осенил себя священным знаком. Надо отдать Эрингу должное, запугал он их крепко. Больше никто спорить не посмел. Шепча молитвы, мужики разобрали лопаты.
Я удобно устроилась на покрывале и наблюдала за ними с благодушием сытой кобры. Под моим взглядом селяне вздрагивали, втягивали головы в плечи, зато работали споро.
Яма все увеличивалась (а глубоко закопали!). Наконец что-то глухо стукнуло. Спустя десять минут на мху возле могилы стоял перепачканный землей гроб. А селяне сгрудились в сторонке, глядя испуганно и обреченно.
— Регина! — позвал Эринг негромко.
— Иду, — я прихватила саквояж, натянула заранее приготовленные перчатки. И обнаружила, что заколоченную крышку никто не подумал поднять. — Мне что, самой гроб вскрывать?
Эринг глянул на «опухшего», тот отчаянно замотал головой. Отступил на несколько шагов, не отрывая взгляда от могилы. Он силился что-то сказать, но изо рта вырывалось только сипение.
Я вздохнула, порылась в сумке и вручила Эрингу пузырек.
— Нашатырь, — ответила на вопросительный взгляд.
Он кивнул и, с легкостью поймав обезумевшего селянина, сунул ему под нос откупоренную склянку. Тот захрипел и мешком осел на землю.
* * *
Эрингу пришлось осквернить руки низменным трудом, поскольку его добровольно-принудительные помощники вскрывать гроб не соглашались ни в какую. Крышка поддалась под натиском лома и мой объект предстал во всем великолепии.
— М-да, — пробормотала я, придирчиво изучая труп. — Могу тебя заверить, Эринг. Судя по степени посмертных изменений, этот мертвец не оживал.
Голос мой звучал несколько гнусаво из-за прижатого к носу платка. Амулеты с заклятиями против запаха остались в морге, так что пришлось обонять вонь разложения без магических поблажек. Я осторожно повернула голову трупа, хмыкнула и уточнила:
— Господин мэр, так от чего, говорите, умер ваш брат?
— От горячки, — нехотя буркнул он, старательно отворачиваясь и дыша ртом.
— Как интересно, — протянула я и подняла взгляд на Эринга. — Впервые слышу, чтобы среди симптомов гриппа был перелом височной кости.
— Та-а-ак, — инспектор подобрался и нехорошо посмотрел на сжавшегося старосту. — Как это вы не заметили, что у брата проломлена голова, а?
Тот — жалкий, раздавленный — лишь открывал и закрывал рот.
— Поговорим позже! — пообещал Эринг и снова повернулся ко мне. — Что еще?
— Тебе мало? — раздраженно отмахнулась я. — Это первичный осмотр, надо делать вскрытие. Пока лишь предположу, что смерть наступила около месяца-двух назад, причиной ее стал удар тяжелым тупым предметом в височную область головы.
— Ладно, — согласился он, привычно взъерошив волосы на затылке. — Посмотрим на второго?
Дождавшись моего кивка, Эринг с ломом наперевес двинулся к следующему гробу. Лицо у него было точь-в-точь как у мальчишки, предвкушающего подарок на День рождения. Он лихо сковырнул крышку, заглянул… и с проклятием отшатнулся.
Я заглянула в гроб. Чего ругаться? Труп не буйный, встать не порывается.
Видимо, Эрингу не понравился не эстетичный вид (разложение мягких тканей зашло уже достаточно далеко) и трупная вонь.
В стороне надрывно рвало старосту, которому хватило одного запаха. Эринг тоже подозрительно побледнел.
— Не понимаю, — хмыкнула я, — почему бабочки в животе — это романтично, а личинки — нет?
— Регина! — простонал Эринг и гулко сглотнул. — Шуточки у тебя!
Я оценила зеленоватый цвет его физиономии и смилостивилась:
