На следующее утро пришел ответ, подписанный Манном. «ВАШИ ТРЕБОВАНИЯ БЕЗОСНОВАТЕЛЬНЫ ПРИБУДУ В ПОНЕДЕЛЬНИК ЧТОБЫ ОБСУДИТЬ НИЧЕГО НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ».
Следующие три дня Пек готовился к бою. Адвоката он нанимать не стал. Правда была на его стороне, так что в победе он не сомневался. Он изучал книгу Барклая, вспоминал беседы с ним и аккуратно записывал аргументы для разговора с его представителем.
Ранним вечером в понедельник в дверь его домишки постучал незнакомец – высокий человек с длинными и тощими, как у аиста, ногами. На его визитке значилось имя Эдвард Эверетт Манн.
– Я представляю интересы мистера Нобла Барклая.
– Слушаю ваше предложение, мистер Манн.
– Почему у меня должно быть какое-то предложение? Ваши притязания не имеют под собой никакой почвы.
– Кроме того факта, что книгу написал я.
– Мистер Барклай прочел вам вслух несколько глав и благодарен вам за то, что вы обсудили с ним его идеи. Поскольку книга имела успех, а мистер Барклай – человек великодушный, он хотел бы вознаградить вас. Сумму вознаграждения лично я считаю слишком щедрой для такой малой услуги и даже пытался его отговорить, но…
– Я автор книги, мерзавцы! Барклай украл ее у меня!
– Осторожно, мистер Пек. Шантаж – это уголовное преступление.
Пек мерил шагами веранду, обтянутую сетками от насекомых.
– Значит, говорите, книгу написал Барклай? Да он был таким запойным пьяницей, что не мог написать свое имя! Спросите, кто вылечил его от алкоголизма. Спросите, от кого он узнал истинные причины своей тяги к бутылке. Спросите, кто рассказал ему, как все устроено у птичек и пчелок…
– Все это он изложил во «Введении». Откройте параграф «Возрождение»…
– А, тот, где он сидит ночью в пустыне, размышляя о своих грехах, а потом самобичеванием приводит себя в исступление и начинает кричать о том, что скрывал в сердце?
– Величайшее описание человеческого отчаяния.
– Вот только бич был в руке у меня. Это я хлестал его душу кнутом и плетью до тех пор, пока его не начало трясти от боли. Он умолял меня перестать, но я был непреклонен. – Пек говорил это так, будто слова и память были неоспоримыми доказательствами его правоты.
– Он готов заплатить вам две с половиной тысячи долларов.
У Пека начала подниматься температура.
– Решил откупиться по дешевке? Две с половиной тысячи долларов! За кого он меня принимает? Да я его по судам затаскаю!
– Я уполномочен предложить вам большую сумму, – осторожно произнес Манн, – исключительно затем, чтобы вы не навредили самому себе. Вымогательство – не шутки, почтовая служба за это может…
Он сделал вескую паузу, давая оппоненту проникнуться серьезностью угрозы. Пек глядел сквозь москитную сетку на коралловые и аквамариновые краски заката над пустыней, но видел именно то, что Манн хотел ему показать: каменные стены Атланты и форта Ливенворт.
Не найдя ничего лучше, он повторил:
– Книгу написал я.
– А доказательства, мистер Пек?
– Я написал книгу, ясно вам? Это моя идея! – Голос у Пека дрожал, язык не слушался.
– Авторские права на нее у вас есть? Или, может, рукопись и свидетельства двух людей, видевших вас за работой над ней?
– Писательство – не зрелищный спорт, мистер Манн. Хотя в санатории были такие люди, я могу их найти…
– А рукопись есть?
– …медсестры, санитары, пациенты, среди них найдутся два человека, видевших, как я писал книгу…
– А рукопись, мистер Пек? – спросил Манн ровным голосом, скептически приподнимая бровь. – Вы уж извините, но если вы действительно надеетесь чего-то добиться своими требованиями, необходимо вещественное доказательство.
С наступлением сумерек начало холодать, температура у Пека подскочила, он стал кашлять, но упрямо продолжал спор в том же духе. У Манна на все был один ответ: «Доказательства. Готовы ли вы представить доказательства в суде?» Манн не имел юридического образования, он просто зазубрил словарик в конце учебника по деловой переписке, и этого, как правило, было достаточно, чтобы произвести нужное впечатление.
– В ваших же интересах уладить дело в досудебном порядке, мистер Пек. Будь у вас доказательства, я рекомендовал бы судиться, однако в вашем положении самый мудрый шаг – согласиться на предложение мистера Барклая.
От лихорадки Пека бросало то в жар, то в холод. Как и многие больные чахоткой, он отличался эмоциональной нестабильностью. В его настроении золото эйфории перемежалось чернотой депрессии. На пустыню легли холодные тени, он дрожал и кашлял, воображение рисовало ему картины одну мрачней другой, в них были инспекторы почтовой службы, судьи и тюремщики. Воля его ослабела, и вот он уже внимал Манну как доброму другу.
– Сколько он мне заплатит, если я пообещаю оставить свои притязания?
– Пять тысяч. Это максимум, мистер Пек. В противном случае мы будем вынуждены сами обратиться в суд. На вымогательство там не посмотрят сквозь пальцы. И если вы не предоставите адекватных доказательств…
Доказательства, доказательства. Повторение этого слова было как звук капающей воды, который сводит заключенного с ума. Пек согласился на предложенные условия. Он хотел поскорее лечь в постель и укрыться теплым одеялом.
– Приходите утром, я все подпишу.
– Я бы хотел уехать сегодня. Надеюсь успеть на одиннадцатичасовой экспресс из Альбукерке. – Манн взглянул на часы.
Снаружи ожидал «форд». Человек за рулем был не только нотариусом, но еще и помощником местного шерифа. Манн просто выглянул с веранды и попросил: «Будьте любезны, засвидетельствуйте подписание документа», и вот сам закон вошел в дом Пека, готовый нанести удар, как только прозвучит слово «вымогательство». Документ у Манна также был наготове. Начинался он со слов «Я, Гомер Пек…», и далее в высокоумных юридических выражениях следовал отказ от притязаний, сделанных в письме от двадцать восьмого числа прошлого месяца, а также обязательство более не выступать с подобными требованиями во избежание законной кары.
Пек просил кое-что в документе изменить, но Манн твердо стоял на своем. Стоило ему почувствовать свое преимущество, он тут же отбросил свои вкрадчивые манеры и превратился в мелкого тирана. Пек же был безнадежно болен. Он чувствовал, что жить ему осталось недолго, и более всего хотел спокойствия. Он взял у Манна авторучку с золотым ободком и подписал.
Когда посетители ушли, Пек взглянул на свои руки, словно они были испачканы пятью хрустящими тысячными купюрами.
5
Гомер Пек не умер. Возможно, странным образом сработала придуманная им (или Барклаем) философия. Определенно Пек был не из тех, кто исцеляется от телесных недугов светлыми мыслями. Он не мог принять ни одного философского или религиозного учения, разделяющего бессмертный дух и бренную плоть. После длительных наблюдений он пришел к выводу, что именно те, кто громче всех выражал свое презрение к желаниям тела, на самом деле сильнее всех чувствовали над собой их власть.
