— Нет, — прошептала, опустив плечи, — я не знаю, кто мой отец… Мне известно лишь предположение о том, что я не прихожусь дочерью тому, кого всю жизнь называла папой.
Глаза жгло от слез…
Повелитель Истэка помолчал, давая мне время успокоиться, затем тихо произнес:
— Ты дочь ведьмака, Маделин.
В первый момент мне показалось, что я ослышалась. Но едва вопросительно посмотрела на Роутега, он не стал испытывать мое терпение и продолжил:
— Я подозревал, что Вихо оберегает тебя по какой-то особой, известной только ему причине, но чтобы все было настолько серьезно… — Оборотень криво улыбнулся мне, не понимающей, ни что он говорит, ни что вообще происходит. И сообщил, глядя мне в глаза: — Ведьмакам запретили иметь потомство. Давно, еще до Вихо. И раса твоего отца вымерла. Полностью. Единственный живой на сегодняшний день ведьмак содержится на цепи в клане Волка. Вихо сохранил ему жизнь исключительно из соображений полезности — ведьмак славно помог ему поставить кланы на колени, взламывая Грани и открывая волкам путь в самые скрытые из убежищ иных.
Невесело усмехнувшись, Роутег продолжил:
— Дочь ведьмака… кто бы мог подумать…
Я вот не могла подумать. Я совершенно не могла о таком подумать… Я даже себе представить не могла, кто такие ведьмаки и… и что это вообще значит. И то, что это оказывается целая раса… вымершая уже раса… Но как? И почему?..
— Роутег, — прошептала, испуганно глядя на него, — а ты… ты уверен?
— Абсолютно, — последовал ответ.
Поверить во все это было нереально. Я пыталась осознать и не могла… Никак. И, несмотря на заверение Повелителя койотов, я не могла поверить. И я все еще надеялась, что, может быть, он ошибся… И вообще было бы хорошо, чтобы они все ошиблись…
— Знаешь, в чем одна любопытная особенность расы твоего отца, Маделин? — неожиданно спросил Ротуег. И тут же, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ведьмаки способны мимикрировать, подстраиваясь не только под обстоятельства, но и расу, находящуюся в непосредственном контакте. Вампиры наверняка приняли тебя за свою, не так ли?
Я невольно кивнула.
— До чувствующих, я так понимаю, добраться не удалось? — поинтересовался он.
— Асаме убили… — прошептала едва слышно.
Но он услышал, усмехнулся и задумчиво произнес:
— Вихо решил подстраховаться.
Я вопросительно посмотрела на него, откровенно не понимая, в чем проблема, от чего Вихо решил подстраховаться? Некоторое время Роутег молча смотрел на меня, затем сказал:
— По законам оборотней, как, впрочем, и вампиров, при обнаружении ведьмаков надлежит убить немедленно.
Едва ли после подобного я могла сказать хоть что-то.
Роутег моих слов и не ждал, продолжив:
— Вихо резонно запретил тебе пить — ведьмаков нереально отследить до того момента, как они ответят на зов луны. Твои предки научились скрываться. Подстраиваться под окружающих, приспосабливаться, не высовываться. И в то же время у ведьмаков есть одна особенная черта — они защищают своих до последнего. Вероятно, именно так Вихо и определил, кто ты. Скорее всего знал изначально, что в семье твоего отца один ребенок не от полукровки, но конкретно определить помогла вот эта особенность.
Голова гудела, яркий свет слепил, осознание того, что я неясно кто, но кто-то обреченный на недолгую жизнь, давило…
Роутег глубоко вздохнул и произнес:
— Сейчас я понимаю, что Вихо пытался защитить тебя. Изначально. И его «отдай жизнь за отца», привязавшее тебя к семье и лишившее подросткового желания исследовать мир, и контроль, и даже то, что он собирался забрать тебя в твои двадцать лет — время, когда сила ведьмаков становится подконтрольна сознанию.
Сообщив это, Повелитель Истэка, вероятно, ждал каких-нибудь слов от меня, но я потрясенно молчала. Роутег помолчал вместе со мной, затем сказал:
— Я не смогу тебя убить. И своим не позволю. Пошли завтракать.
* * *
Мое платье я нашла в ванной, мокрое, в песке, порванное местами. Надевать не стала. Здесь же в ванной сохранились мои вещи, я тогда шорты и рубашку постирала и оставила сохнуть, сейчас они мне пригодились.
Одевшись, вышла из комнаты, осторожно переступив сломанную дверь, прошла по коридору и остановилась — лестницы не было. Вообще. Лестничный проем зиял провалом.
Роутег, выйдя из кухни, подошел ближе и сказал:
— Прыгай, я поймаю.
Я в нерешительности осталась стоять на краю.
— Я ловил тебя всю ночь, думаешь, не смогу поймать сейчас? Прыгай, Апони.
Он опять назвал меня бабочкой. Зажмурившись, я шагнула в провал… Стремительное падение и сильные руки оборотня, подхватившие меня.
— Опускаю, — предупредил он, ставя меня на ноги.
— Спасибо, — пробормотала, открывая глаза.
И огляделась — от прежнего просторного холла не осталось ничего! Сломанные стены, искореженный телевизор, содранная обивка с диванов…
— Идем, — позвал Роутег.
И я последовала за ним.
А на кухне не хватало стены.
Ее просто не было, торчали доски, обломанный кусок гипсокартона, а стены не было. Зато открывался вид на строительные работы на месте бывшего сада — и там сновало около двухсот строителей, техника, грузовики со стройматериалом.
И Жутя!
Аллигатор, мирно спавший у бассейна, поднял голову, зевнул и радостно потрусил ко мне.
— Он скучал, — усмехнулся Роутег, вернувшись к плите с лотком яиц, который взял из холодильника.
Земноводное если и скучало, то явно не по мне — подойдя, крокодил демонстративно открыл пасть. Я, поискав глазами, чего бы ему можно было дать, увидела хлеб на столе, взяла ломоть, кинула. Жутя радостно проглотил и открыл пасть снова.
— Мясо для него в холодильнике, — не оборачиваясь, сообщил Роутег.
Жутя, словно все понял, протрусил до холодильника и встал там, открыв пасть. Пока я его кормила, все посматривала на строителей — судя по фигурам и движениям, это были люди, вовсе не оборотни. Роутег, расставляя тарелки с яичницей, словно понял мой невысказанный вопрос и пояснил:
— Это люди.
— Здесь? — удивилась я.
— А кто, по-твоему, строил весь город? — иронично поинтересовался он. — Садись за стол.
Не став отказываться, я пошла к раковине, включила воду, чтобы помыть руки, и мысленно позвала:
«Аделард?»
Ответа не было. Я же начала переживать, думая о том, что вампир вернулся, а меня нет в спальне. Ни в спальне, ни в доме. Ни вообще нигде. Он же искать меня будет.
— Мадди, за стол, — позвал Роутег.
