Я молча плакала.
Папа опустил голову и вернулся к рассказу:
— А когда ты родилась, я… я даже на руки не хотел тебя брать, я знал, что ты не моя, знал, но… В ту ночь, когда вы вернулись из госпиталя, твоя мама спала, утомленная за день, и роды же только, считай, были, а ты проснулась и заплакала. Я думал просто покачать, успокоить, чтобы не разбудила никого, взял тебя из колыбельки и… и понял, что ты моя. Вопреки всему, и пусть не я был отцом, но ты ребенок моей любимой женщины, и ты… ты моя дочь, Мадди, несмотря ни на что. С того момента для меня не было разницы между твоими братьями и сестрами и тобой.
Он сжал мои ладони и продолжил срывающимся голосом:
— Вихо… Обменять твою жизнь на мою?! Как бы не так! Ты для меня дочь! Ты мой ребенок, я бы отдал свою жизнь за тебя, не задумываясь! Но он узнал… — Папин голос сорвался на стон. — Он узнал практически сразу. Ему уже было известно, кто мне помог сбежать. Он сопоставил отсутствие у тебя инстинкта подчинения и сделал выводы. И когда я попытался вернуться в клан, чтобы бросить вызов, пусть сдохнуть, я понимал, что у меня нет шансов, но защитить своего ребенка я мог… Прости меня, девочка. Он пригрозил… Ты дочь ведьмака, как бы сильно я ни жаждал забыть об этом. Дочь существа, которое вне закона во всем мире нелюдей. И Вихо пригрозил раскрыть этот факт, если я попытаюсь бросить ему вызов.
Отец держал мои руки, и я отчетливо ощутила, как дрожат его собственные.
— Папа…
Он дернул головой, словно решаясь на что-то безумно сложное, затем рывком заставил себя посмотреть мне в глаза и хрипло произнес:
— Знал ли я о том, как тебе тяжело? Знал. Видел, как ты мучаешься, и боялся рассказать правду. Боялся, что ты покончишь с собой, если узнаешь, что моя жизнь от твоего решения не зависит. Боялся… — Папин голос сорвался, а затем он обреченно пояснил: — Вихо многое рассказал о ведьмаках, и у него не было повода лгать. Вихо был заинтересован в тебе, в… ведьме.
Еще несколько долгих томительных секунд молчания, и затем:
— Он не просто сохранил твою жизнь, он сделал все, чтобы дар не проснулся. Никакого алкоголя, эмоциональное и нервное истощение, чувство ответственности за свою семью. Вихо задействовал все рычаги влияния. А я… я видел, как ты страдаешь, мучился сам, но, Мадди, я был уверен, что так ты, по крайней мере, сохранишь жизнь, что ты будешь жить, доченька. Я не думал, даже мысли не возникало, что в один день Вихо изберет для тебя другой путь и объявит своей женой.
Я вдруг только сейчас поняла — папа не знал. Я не говорила, он даже не… он не знал.
— И когда Дик забрал тебя, — папа судорожно сглотнул, — мне было известно, что у Вихо есть та, кого везут в клан. Но я был уверен, что это волчица. Что он избрал своей следующей жертвой волчицу. Я даже мысли не допускал, что… А потом как гром среди ясного неба — Манзи Вихо! И твоя фотография… Твоя! Тебе было известно об этом?!
Я молча кивнула.
— Когда? — прямо спросил отец.
— Когда мне исполнилось семнадцать лет. На утро, после… дня рождения…
Папа отпустил мои руки и поднялся. Он молча отошел к раковине, включил воду, подставил сначала ладони, затем умылся. Снова… снова… снова… Резко выпрямился, вытерся рукавом, развернулся ко мне.
— Почему ты не сказала? — прозвучал хриплый вопрос.
Пожав плечами, я ничего не ответила. Не смогла. Об этом было больно вспоминать, и о том страхе, и о моей первой влюбленности, от которой пришлось отказаться. И даже как-то не верилось, что теперь Вихо нет…
А потом вдруг неожиданно осознала — Вихо больше нет!
Его нет!
Я посмотрела на папу, улыбнулась, чувствуя, как по щекам текут слезы, и прошептала:
— Вихо нет…
Папа с сомнением в моей адекватности глянул на меня, а затем тоже улыбнулся и подтвердил:
— Да, он мертв.
Я вскочила и вновь рухнула на стул. На меня медленно, но основательно накатывало чувство даже не радости — эйфории! Самой настоящей! Я вдруг осознала, что у меня есть будущее! Что я живу, жива и у меня есть шанс жить дальше! Я вспомнила разговор с Аделардом про университет и поняла — я буду там учиться! Я смогу учиться! И жить! Жить, не оглядываясь, ни о чем не думая, не переживая, я… я могу друзей завести! Я…
В дверном проеме возник Аделард. Бросил взгляд на моего отца, затем улыбнулся мне и произнес:
— Я так понимаю, с беседой все прошло успешно?
Закивала, потом попыталась опять встать.
— Куда? — строго спросил Аделард. — Тебе сказано было поесть, потом обратно в постель. И может, в этом случае к вечеру шатать перестанет. Рон, кофе?
— Да, спасибо, — сказал папа. — И… спасибо, что позаботились о моей девочке.
— Мелочи, — проходя к плите, отозвался вампир. — Должен извиниться за то, что обвинил вас в невмешательстве. На тот момент я не был в курсе… мм-м… всех обстоятельств. Маделин, омлет!
Все дальнейшее происходило как в тумане. Я едва ли прислушивалась к беседе Ада с моим отцом, механически расправляясь с завтраком, и почти все время улыбалась. Улыбалась и строила планы, планы и планы… Я теперь могла строить планы, и это было так фантастически здорово. Невероятно здорово.
А потом Имар увел меня спать дальше. Я пыталась возражать, но провалилась в сон, едва легла, и вампир меня заботливо укрыл.
Так началась моя новая жизнь.
Жизнь, в которой не было больше страхов и обреченности, жизнь, в которой я была совершенно свободна.
И эта пьянящая свобода подействовала сильнее вампирского алкоголя.
* * *
Все началось вечером, спустя месяц после того, как я поступила в университет. К этому моменту отшумели споры моего отца с Аделардом по поводу того, где я буду жить. Впрочем, они завершились, едва вампир сказал: «Я несу за нее ответственность перед Роутегом». С этим папа спорить не стал. Моя семья не стала возвращаться в человеческий мир, предпочтя обживаться в Серых Гранях. У них там был уютный домик на склоне горы, а в Ночь весенних песен, которая оказалась единой для всех миров, мои сестры нашли себе пары. И старший брат тоже. Младший еще нет, но он увлекся самой идеей переходить через миры, и его не то что я, его мама теперь видела редко.
А я обретала силу.
Она накатывала волнами, омывая, словно теплый песок. Она манила, как самый яркий из маяков манит одинокий, заплутавший в океане корабль. Она сводила с ума, вызывая неистовое желание двигаться, напрягая каждую мышцу тела, изгибаться на пределе возможностей… желание танцевать. Кружиться, взлетать и падать и снова взлетать. Но каждый раз, когда я об этом думала, тело начинало тосковать… по сильным рукам мужчины, готового подхватить в любой момент, чтобы удержать от падения, уберечь от боли… спасти от того, кто казался непобедимым…
Много раз я порывалась спросить у Аделарда, что с Роутегом… Если бы я могла… позвонить, сказать спасибо, сказать хоть что-то…
