О, Паскаль, – Галка, – а тут как раз к тебе пришли. Твои парни. Беспокоятся, спрашивают – чего позитивку не слышно. Франсис их привёл.
Ну да! – Паскаль вскакивает. – Так и думал! Всё думал – как они там без позитивки! Поднимете меня? Эх… не видно же ничего, темно. Ну, ладно – всё равно поднимите, хоть поговорить смогу!
Бармалей с Бобой поднимают Паскаля к окошечку, и Паскаль обнаруживает с удовольствием, что не только его видно, но и ему – всех. Кучкой на пыльной дороге стоят его встревоженные подопечные и машут фонариками, направляя их вполне чётко на Паскаля, а чуть в стороне, на крыльце деревянной «сувенирной» избушки», торчит Франсис и, в свою очередь, светит собственным фонариком на пацанов.
Привет, ребята! – Паскаль. – Ну что? Как ваши дела? Рассказывайте!
Ты там без нас не соскучился?
Немножко, – говорит Паскаль. – А вы без меня как?
Очень скучаем! Ты ел?
Да, меня накормили целых три раза. У меня был один обед и два ужина.
Два ужина!
Позитивку не слышно, – говорит парень по имени Дима. – И нам всем от этого стало очень грустно и тревожно, Паскаль. Почему её не слышно? Франсис нам сказал, что это политика. Паскаль, а ты как думаешь, это политика?
Я не хочу в УПНО! – кричит другой парень, по имени Костя. – Я не хочу в УПНО! Там уколы ставят.
Тебя никто не отправит в УПНО! – Паскаль.
Да я ему говорил! – Франсис. – Боится всё равно. Я ему говорю, что сегодня никто не слышал, а он своё гнёт.
Паскаль:
Ребята, позитивку не слышно, потому что это политика. Но ведь кроме позитивки есть и другие способы уснуть. И есть разные способы для хорошего настроения, так?
У меня сегодня не очень хорошее настроение! – Дима.
И у меня! – Меня сильно комары покусали. – Мы хотим сварить варенье сами завтра!
Паскаль:
Вот! Варенье – это то, что надо. Смотрите: позитивку не слышно, но можно устроить вместе молитву. Потому что позитивка, это царь, а молитва, это Бог. А кто главнее?
Бармалей замирает. В камеру проникает слабый раствор фонаричного света; кажется, что они, узники, находятся как раз в банке с вареньем; крепким, насыщенным, густым. Парни, которые с синдромом Дауна, светят своими фонариками на Паскаля, а так как Паскаль парень не толстый, то лучи фонариков просачиваются в келью и ложатся слабыми лучами на пол, на стены, на лица; и в этом что-то есть такое, от чего Бармалей замирает, выпрямляется, и минута эта строится, строится, строится в его уме и в душе.
Слышен дружный смех парней. Все оценили юмор – и Франсис тоже.
Да, спасибо, Паскаль! Молиться – это отличная идея!
Конечно! – бодро восклицает Паскаль. – А ещё идеи есть?
А я ещё могу посчитать деньги на сегодня и на завтра.
И мы можем все посмотреть у Франсиса, как варить варенье.
А из чего вы будете варить? – Паскаль.
Мы хотим сварить из этой вот, её тут много-много…
Из сихи, – Франсис.
Паскаль:
Нет! Из сихи варенье не получится. Если варить, то лучше из голубики или черники…
Я не хочу в УПНО, – Костик ревёт и всхлипывает.
Голос серого:
Вообще говоря, мы тут общаться не разрешаем! Тем более плакать. Мы к вам, конечно, делаем снисхождение, но вот это всё надо убрать, простите. Или мы будем вынуждены вас вообще удалить.
Я не хочу в УПНО!.. – Костик рыдает глуше, Франсис утешает. – Я не слышу позитивку… я хочу позвонить маме!..
Франсис, позвони маме, – Паскаль.
Уже три раза звонили.
Так, хватит, – голос серого. – Заканчиваем, завязываем, ребята, дальше, дальше отойдите!
Франсис:
В общем, ребят, вы видели, что Паскаль в полном порядке, завтра он к нам снова вернётся, а теперь предлагаю пойти к нашим палаткам и почистить зубы. Если кто-то хочет ещё что-то Паскалю сказать, то давайте быстренько, а то вот уважаемая охрана уже сердится.
Я про лицо хотел сказать, – слышится голос ещё одного парня, по имени Егор. – Почему здесь всюду видно лицо? Это кто?
Ох, он уже так надоел с этим лицом, – Франсис. – Ты, Паскаль, понимаешь, про что он?
Нет, – Паскаль, растерянно. – Егор, какое лицо? Где?
Везде! Вот сегодня на дровах, вот в супе, или где море, вот, тоже видел, – Егор заметно волнуется. – И где облака, и где море, и где, это… ну такой, на камнях… вот… А ты видел лицо?
Паскаль, – подаёт голос Боба снизу, из темноты кельи. – Я знаю, про что он. Я тоже видел. Могу рассказать.
Смотри, – быстро ориентируется Паскаль, – я не видел, а вот с нами тут есть специальный человек, Боба, вот он видел! Он расскажет!
Серый:
Ну, сколько я ещё ждать буду?
Франсис:
Сейчас, уважаемый товарищ, у нас последний вопрос, это важно для здоровья, и это буквально три минуты.
Боба:
Паскаль, здесь всюду видно лицо. Я уже не первый раз, привык. А твой Егор впервые. И тоже видит. Некоторые видят. Тут оно во всём. Я не знаю, чьё. Но некоторые видят. Егор четвёртый на моей памяти, кто видит. Местные просто привыкли…
Тут из темноты отзывается Янда:
Да? Я вижу… Я думала, глюк…
Паскаль, в окошко:
Франсис! И Егор! Да, тут действительно везде лицо, но не всем его видно! Это хорошее лицо, оно не обидит, оно здесь часто видно.
Егор:
А это царь? Или это Бог?
Паскаль:
Да нет, ничего такого. Это просто типа обычного зеркала, только оно не очень качественное. Ничего, не бойся! А теперь вам пора, охранники уже сердятся сильно!.. – И он спрыгивает вниз, в темноту.
Ну надо же, – Янда из темноты. – Боба, а я никого ещё не встречала, кто лицо видел, а тут вдруг сразу и вы, и тот парень.
Да объясните вы, что за лицо, – просит Вики. – А то так и помрём невеждами-то.
Боба говорит:
Не знаю, как объяснить… Ну вот на камень когда смотришь, на лишайник, сухое расщеплённое бревно, обугленное полено – там оно просто смотрит на тебя, и всё.
Янда:
Да-да! Всегда одно и то же. Выражения разные, а лицо всё равно одно.
Боба:
Оно такое… простое. Мне всегда приходит в голову, что оно как смерть, но при этом не страшное, а вот просто «всё понятно», как когда бывает, знаете, всё настолько явно, что никто и не упоминает.
