– Надо же. Откуда ты знаешь про голландца-то – «видишь»?
– Ну да. Она знает, а я «вижу» это. И никакие адвокаты и суды, Юль, нам не понадобятся, никакие Свешниковы. Она забыла, с кем дело имеет, хотя сама меня ведьмой обозвала. Вот и буду действовать как ведьма. Смотри, она думает, я ее сейчас в жабу превращу. Перестань трястись, противно.
Рита, которая действительно тряслась крупной дрожью, так что лязгали зубы, замерла.
– Послушай меня, девочка, – Марина говорила спокойно, почти ласково. – Если ты хочешь войны, ты ее получишь. Я за свою семью любому горло перегрызу, а ты больше не член нашей семьи. Это случилось, когда твой сын от тебя отказался. А война будет такая. Я сейчас скажу тебе: «Встань, Рита!» – и ты встанешь…
Рита на самом деле вскочила со стула и вытянулась по стойке «смирно».
– Да сядь ты!
Рита села.
– Еще команды не было. Это я тебе просто план боевых действий объясняю. Так вот, ты встанешь, переоденешься, подкрасишься, и мы с тобой поедем к нотариусу, там ты добровольно подпишешь все бумаги, какие нужно, чтобы оформить отказ от ребенка. В ясном уме и твердой памяти, как говорится. И еще радоваться будешь, что легко отделалась. А когда выйдешь от нотариуса, тут же забудешь, что у тебя вообще был сын. Нас тоже всех позабудешь – и кто мы такие, и где живем, поняла? Это если ты себя хорошо вести будешь. А если плохо…
Рита опять затряслась, и даже Юля выглядела изумленной.
– А если плохо, ты забудешь, кто ты сама такая. Будешь стоять посреди Тверской – без памяти, без денег, без документов. Как думаешь, долго ли ты, такая сладенькая, там простоишь? А когда ты очнешься в каком-нибудь борделе в Турции, поздно будет думать о судах. Поняла?
Рита взвыла и задергала ногами, пытаясь сбежать, но не получалось. Марина с интересом ее рассматривала:
– Так что? Будем воевать? Нет? Я так и думала. Тогда сейчас на счет «три» ты встанешь, пойдешь в ванную, примешь душ, потом ляжешь спать и проспишь до утра. А там посмотрим, раскаялась ты или нет. Раз, два, три!
Рита встала и вышла из кухни. Юля уважительно покачала головой – надо же. И взяла себе еще кусок мяса. А Марина с сожалением посмотрела на пустое блюдечко – больше тортика не было.
– Марин, а ты и правда могла бы такое сделать?
– Да ты что! Я и не собиралась. Это так, попугать. А то она уж слишком зашлась.
– Да я поняла, что не собиралась. Но вообще – могла бы?
– Не знаю. И не пробовала никогда.
– Я все хотела спросить: а что ты тогда сделала? Ну, с Аркашей? Тоже попугала?
– Ну да. Вроде того.
Марина невольно поежилась: она не любила вспоминать ту давнюю историю, но сейчас у нее перед глазами так и встал трясущийся Аркаша с безумными глазами. Еще бы ему не трястись после жуткой картинки, которую показала ему Марина: Юля лежит в ванне, запрокинув голову и свесив через бортик мраморно-белую руку со вскрытыми венами. На самом деле Юля находилась в больнице и приходила в себя после операции: ей удалили небольшую опухоль. Марина прислушалась к себе: сейчас не было ничего похожего на то состояние, в котором она пребывала после истории с Аркашей. «Конечно, во мне же ненависти сейчас не было, – подумала она, – я жалела Риту, эту дурочку. Ярость была из-за Лёшки, а ненависти не было».
– Юль, а ты ведь поговорить хотела? – спросила Марина.
Юля отмахнулась:
– Да ладно. Тебе не до меня.
– Мне всегда до тебя, ты знаешь. Что случилось?
– А я все думаю: когда ж ты заметишь?
– Да я давно заметила. Завела тайного возлюбленного? Кто он?
– Ну, он вполне симпатичный. Мы уже год встречаемся.
– И молчит ведь, как партизанка!
– Марин, так нечего особенно рассказывать. Встречаемся у него раз в неделю – мне нравится, что без особенных сложностей. Романтики никакой нет. Хороший секс, и все. Так что он не возлюбленный, а любовник.
– И что, тебе этого достаточно?
– Да, достаточно. Марин, обожглась я на любви, не хочу больше. Меня все устраивает, правда.
– А его?
– А что? Чем ему плохо? Нормально все, не переживай.
– Юль, приведи его. Я посмотрю.
– Не знаю. Я подумаю.
– Подумай. Но я вижу – ты его любишь.
– Марин, я прошу тебя! Не надо об этом.
– Хорошо, не буду.
Марина увидела в Юлиной душе и любовь, и страх перед любовью, и смятение, и жалость, и тоску… Ладно, потом! Сейчас действительно не до Юли с ее таинственным любовником. Позже, когда Марина вспоминала этот безумный день, он казался ей чем-то похожим на день пожара, когда она так же металась, пытаясь успеть везде и помочь всем одновременно. Только не было прежнего страха и неуверенности – сейчас Марина твердо знала, что справится.
Сначала Марина вернулась к мужу. Лёшка не спал – разговаривал с Мусей. Выглядел он получше, и Марина отправила Мусю к Совятам:
– Отпустите Скороговорку отдыхать, ладно? А то она сегодня замучилась. А вы с Ваней младших уложите через полчасика. Справитесь? Искупать надо. Ты молодец, детка! Очень хорошо помогала.
– Настоящий врач, – улыбаясь, сказал Лёшка. – Давление мне меряла, пульс проверяла, «мышите – не мышите» говорила! Как большая!
– Ну, папа! Я уже и так большая.
Марина прилегла рядом с мужем:
– Как ты?
– Ничего. Прости, что…
– Лёш, перестань. Сейчас опять начнешь про свой крест. У нас все общее. Зря я столько времени в стороне стояла – давно надо было ею заняться.
– Марин, скажи, почему? Почему из милых девочек такие вот стервы вырастают? Вылитая мать!
– Лёшечка, в ней есть кое-что материнское, но она другая. Все можно поправить, еще не поздно. Я займусь.
– А где она?
– Спит у себя в комнате. Ты что, думал, я и правда ее выгоню?
– Не знаю, что я думал. Марин, я видеть ее не могу.
– И не надо. Оставь все мне, я разберусь. Лёшечка, а что я хотела тебе сказать… Только сейчас осознала: а ведь это Рита нас с тобой свела. Тогда, на выставке.
Леший повернулся, чтобы видеть лицо Марины:
– Помню. Да, верно! Но мы бы с тобой все равно встретились, и без Риты.
– Конечно! Но знаешь, что произошло? Я сначала раскрылась для Риты, потом для тебя. Я всегда очень замкнутая была – девочка в футляре, помнишь? Мне самой с незнакомым человеком заговорить? Да никогда. А с тобой сразу на «ты». Я ведь тогда мечтала о ребенке. Думала: ладно, пусть Дымарик не женится, но хоть ребенок будет. Так же, как ты верил, что Рита – оправдание твоей жизни, так и я оправдание себе искала. И как раз накануне узнала, что от Вадима ребенка быть не может. А на выставке – твоя девочка! Когда она меня ручонками обняла, я вся ей распахнулась. Просто изошла любовью. И тут ты, как ее продолжение. Вернее, наоборот, но не важно.
