– Что с тобой?
– Юля, пожалуйста. – Он даже говорил с трудом. – Я сейчас приду. Иди, все хорошо…
– Как же, хорошо? – Она подошла и обняла его со спины, опустив руку вниз. Кирилл дернулся и закричал:
– Юля! Я прошу тебя!
– Я так и знала! Вот сука! Какого черта ее принесло? Кирилл, не стой. Снимай быстрей брюки! Ну, давай!
Кирилл осторожно оглянулся и обомлел: Юля лихорадочно раздевалась: она уже скинула платье, теперь стягивала колготки вместе с трусиками, бормоча: только бы не порвать…
– Что ты делаешь?
– Кирилл, давай! Дверь я заперла! Где ты хочешь, как? Лежа, сидя? Сзади? Как хочешь, только быстрей! Это само не пройдет, я знаю! Просто возьми меня, давай же! Чем дольше мы тянем, тем хуже… Ну, что ж ты заснул-то?
Она сама стала расстегивать ему брюки.
– Я ничего не понимаю! – закричал Кирилл.
– Нет времени. Я потом объясню. Просто возьми меня, и все. Представь, что я – это она! Что ты хотел с ней сделать, ну? Сделай это! Давай же!
И он сделал это.
Марина и Кира сидели напротив друг друга – Марина в кресле, а Кира прямо на полу, поджав скрещенные ноги.
– Тебя не узнать, – печально произнесла Марина.
Кира пожала плечами.
– Зачем ты пришла?
– Хотела поздравить.
– Тебе это удалось на славу. – Марина прищурилась, сдвинув брови.
– Не надо! – Кира выставила вперед руки, как бы удерживая что-то ладонями. – Не пытайся, я сейчас сильнее тебя.
– Хорошо, тогда позволь мне помочь.
– Марина! – Кира впервые посмотрела ей прямо в лицо. – Мне никто не может помочь. Особенно – ты.
– Я в это не верю. Я же видела тогда, в саду – в тебе много светлого. Ты просто сама не борешься за себя.
– Ты никогда не сдаешься, да? Зря ты меня тогда не убила. Зря.
– Кира! Что ты такое говоришь!
– Расскажу-ка я тебе сказочку. Может, поймешь наконец. Жила-была девочка. Самая обычная. Мама-папа, сестренка-близнец, ничего особенного. Правда, мама у нее была какая-то странная: все мысли знала своих детей, все их поступки. Сестренке было все равно, а вот девочке это очень не нравилось. И вот, когда ей исполнилось тринадцать лет…
Когда Кире исполнилось тринадцать лет, она вдруг поняла, что может очень ловко подсовывать маме всякую лабуду вместо собственных мыслей, а всевидящая мама этого не чувствует. Потом Кира заметила, что способна манипулировать людьми не хуже мамы – сначала она тренировалась на Миле, Аркаше и Стёпике, на то и дело меняющихся нянях, на одноклассниках, а потом и на взрослых мужчинах. Ей все время чего-то страшно, нестерпимо и мучительно не хватало – может, любви, о которой талдычила сестренка Мила?
И Кира искала эту любовь везде, где могла, принимая за нее вожделение и страсть – ей так легко было пробудить похоть в мужчинах. Не сразу Кира поняла, что вовсе не любовь ей нужна – ее возбуждало чужое страдание и душевная боль. Возбуждало и питало энергией, а любовь и жалость причиняли боль ей самой, отнимая и здоровье, и силы. После того как Марина окатила ее целым водопадом любви, пытаясь помочь, Кира болела целый месяц, пока не устроила маленькую интрижку с водителем отца, доведя того чуть не до инфаркта. Ей сразу стало легче…
– Марина, я выродок. Дьяволово отродье, как Юля говорит. Теперь понимаешь, почему ты не можешь мне помочь?
– Боже мой…
– Вот именно. Я – твоя полярность. Ты плюс, я минус.
– Но Кира! А как же… на пожаре? Ты приехала к нам, помогать приехала.
– Приехала, – Кира усмехнулась. – Дура была, вот и приехала. Мне тогда вдруг одна мысль в голову пришла. Ты знаешь, как вампиром становятся? Ну, наверняка в кино видела?
– А это ты к чему приплела?
– Вампир должен укусить человека. Такая инъекция зла. Инициация. Потом человек умирает в мучениях и обращается в вампира. И я подумала, может, и я так смогу? Только наоборот.
– Инъекция добра?..
– Да. Умру и обращусь. Стану человеком. Пока еще есть хоть что-то человеческое. И когда Аркашка мне позвонил в истерике: «Пожар, все погибнут!» – я и рванула. Подумала: «Вдруг… совершу что-нибудь… героическое».
– Кира, но ты же именно это и сделала! Ты спасла Лёше жизнь!
– Это ты спасла. А я рядом постояла. Десять минут, не больше. И ты знаешь, что со мной было после этих десяти минут чистого альтруизма? Я велела, чтобы папа не рассказывал никому. Марина, у меня ноги отнялись! Я же полгода по больницам валялась, врачи понять не могли, что со мной! Папа меня на руках носил, только что не облизывал, а мне все хуже и хуже!
– Но почему ты ко мне?..
– Папа тоже чуть не плакал: «Давай к Марине, она поможет!» И я сбежала из последней больницы. Письмо ему написала и сбежала. И вот когда он над моим письмом страдал, мне сразу полегчало. Потом я еще кое-что предприняла, чтобы выжить, только не расскажу. Тебе это не понравится. Так что теперь он сильно подрос, мой внутренний зверь. Я уже с трудом его контролирую. Марина, он крови хочет.
Кира смотрела Марине прямо в глаза, и та наконец с ужасом поняла, что именно та пытается ей сказать.
– Я просто зашла тебя поздравить, а видишь, что получилось. Остались от козлика рожки да ножки. А я даже не осознавала, что делаю, пока ты меня… по мозгам не треснула.
– Кира…
– Вот тебе и Кира.
Марина все яснее видела за спиной Киры растущую черную тень.
– Послушай, а если все-таки нам с тобой попробовать? Вдруг получится? С инъекцией добра?
– Да, ты никогда не сдаешься. А не боишься, что мой зверь тебя погубит? Или я умру у тебя на руках? Брось. Надо смириться. Ничего не выйдет.
Кира поднялась, потянулась, а ее уже совершенно четко различимая тень расправила крылья.
– Не говори никому, что я приходила. А Юльке скажи – он сопротивлялся, ее козлик. Сильно сопротивлялся. Пусть утешится. Прощай. Прости, что испортила праздник, – взглянула в глаза Марине, повернулась и ушла. Марина смотрела ей вслед и думала: «Так вот оно что! Прощаться Кира приходила, а не поздравлять. Прощаться». А перед глазами у нее все стояла страшная черная тень: фигура крылатой химеры с оскаленной пастью и змеей вместо хвоста – внутренний зверь Киры… Марина безнадежно вздохнула, встала и отправилась спасать Юлю с Кириллом. Они и правда были еле живы:
– Меня сейчас вырвет. – Кирилл распахнул окно и высунулся наружу.
– Не упади только. – Юля говорила с трудом.
– Господи… Я не могу смотреть тебе в глаза!
– Перестань… Ты тут… ни при чем. Это все она. Она навела. Как ты попал сюда?
– Я заблудился!
