Тетушка умерла, как и предсказывала, на Троицу. Марина провела с ней последние часы: Ольга взяла ее за руку и не отпускала, хотя Марина и пыталась разжать холодеющие пальцы, потому что чувствовала, как переливается в ее тело угасающая постепенно сила Ольги.
– Не противься, – медленно произнесла тетка. – Так положено. Передать надо.
Похоронили, помянули – пришли все, с кем Ольга общалась в последние дни. Елизавету Петровну все дружно уговаривали перебраться к Злотниковым, она смущалась, но потом согласилась: Марина знала, что ее совершенно покорил Лёсик. Правда, ломала голову, куда же поселить Елизавету, но проблему моментально решила Рита:
– Да чего тут думать-то! Смотри: вы с папой возвращаетесь в свою бывшую спальню, я с детьми – на ваше место, а Елизавета Петровна – в мою комнату! Или лучше – в Мусину, а то Муся с Митей, как поженятся, к Стивену переедут, а он сюда, а ему же лучше будет в его прежней комнате, он там играть сможет.
У Марины закружилась голова – Рита тарахтела очень быстро, но постепенно она разобралась, кто куда переезжает:
– То есть ты будешь с детьми?
– Ну и что? Вы же с папой так жили, и я смогу! Там перегородка, две спальни.
– Спасибо, Маргоша!
Рита расцвела – Маргошей ее случайно назвала Маруся, и это вдруг понравилось всем, и самой Маргоше в первую очередь:
– Надо имя тоже поменять, раз сама поменялась, правда? Как Муся!
Марина только покачала головой: Рита во всем следовала Мусиному примеру и даже решила было тоже стать врачом, но все так дружно взялись ее отговаривать, что она чуть было не обиделась. Но потом признала: «Ну да, куда мне. Я же сразу в обморок завалюсь, чуть что…»
Но Елизавета Петровна, с некоторым недоумением выслушав Маринин рассказ о «великом переселении народов», спросила:
– Мариночка, зачем же так сложно? Почему бы Марусе с Митей не пожить на Сивцевом Вражке? А я – на Мусино место.
И Марина разинула рот: эта простая мысль даже не пришла ей в голову, хотя она знала, что по теткиному завещанию квартира оставлена ей с условием заботиться о Елизавете Петровне. Но вдруг оказалось, что у Маруси с Митей образовалась еще возможность: Кирилл решил переехать к Юле и предлагал «молодым» свою квартиру!
– Ты подумай! – сказал Леший. – Вон как жизнь начинают: и то им, и это. А мы с тобой?
– Да ладно! Пусть живут в свое удовольствие.
В результате все получилось по третьему варианту: Кирилл продал свою квартиру и купил другую, в Юлином доме – для «молодых», чему все страшно радовались, потому что привыкли жить «кучкой», как смеялась Марина. А на Сивцевом Вражке поселился Вениамин Павлович. Потому что жить ему, как выяснилось, было совершенно негде. Когда Марина узнала его историю, у нее волосы стали дыбом: боже ж ты мой, как так можно!
– Я, конечно, сам виноват, – говорил Колыванов, уныло опустив голову. – Но Мариночка, я даже не предполагал, что бывают такие люди. До седых волос дожил, а ума не нажил…
Вениамин Павлович так и не женился. Всю жизнь прожил вместе с мамой, занимался наукой. Книжный червь, одним словом. Потом мамы не стало, и он затосковал. Вениамин Павлович понимал, что давно упустил свое время – кому он нужен, инвалид с нищенской пенсией! И от полного одиночества решился сдать комнату в своей двухкомнатной квартире. Деньги тоже не помешали бы: он еще преподавал – почасовиком, читая лекции пару раз в неделю. Больше не позволяло здоровье. Нашлась через дальних знакомых девочка-студентка, пришла вместе с мамой. Посмотрели комнату, разглядели Вениамина Павловича и согласились, тем более что плату он запросил мизерную. Потребности у него были скромные, но отказать себе в покупке книг он никак не мог.
– И куда вам столько? – удивлялись мама с девочкой. – И так одни книги кругом!
Так девочка Людочка поселилась у него в квартире. И у него в сердце. Бездетный и одинокий Вениамин привязался к Людочке совершенно по-отечески, и как-то так получилось, что он решил подарить ей свою квартиру. Сейчас Колыванов уже не помнил, как возникло это решение, которое казалось вполне разумным и справедливым: он один, как перст, а у девочки вся жизнь впереди, к тому же отца нет, и мать бьется, сама поднимая детей – кроме Людочки были еще Славочка и Катенька. Правда, сначала Колыванов хотел квартиру завещать, но Людочкина мама быстро убедила его, что проще подарить, иначе хлопот потом не оберешься, да и налог сдерут. Вениамин Павлович согласился. Через месяц после того, как все документы окончательно оформились, он, вернувшись с лекции, не смог попасть домой – Людочка поменяла замок.
– А вы тут больше не живете! Вы забыли? Это теперь моя квартира.
Людочка смотрела ему в лицо ясным взором, а за спиной у нее грохотала музыка и слышались пьяные голоса: отмечали «новоселье». Колыванов попытался было бороться, но ничего не вышло: сам все подписал, все бумаги, сам – в здравом уме и твердой памяти!
– Послушайте, я совсем не это имел в виду, – говорил он Людочкиной маме. – Мы же с вами договорились, что квартира отойдет вам после моей смерти. Куда мне деваться? На улицу?
– Это ваши проблемы, – ответила мама, глядя на него таким же ясным взором. – А если станете возникать, мы в суд подадим.
– В суд? – удивился Вениамин Павлович. – Зачем в суд?
– Затем, что вы, старый развратник, мою девочку изнасиловали! А квартирой решили откупиться.
– Послушайте, что вы такое говорите! Как вы можете!
– И свидетели найдутся, не думайте.
У Вениамина Павловича случился инфаркт, когда он представил себе тот позор, что обрушится на его седины. Он так бы и помер в больнице от стыда и горя, если бы не его бывшая ученица Лариса Великоцкая, у которой там же в реанимации лежал дедушка. Дедушка был старше Вениамина Павловича лет на пятнадцать и, когда он таки скончался, Лариса забрала Вениамина Павловича к себе: «Будете вместо дедушки».
Последние три года Вениамин так и жил в семье Великоцких на положении приживала, стараясь занимать как можно меньше места и по мере сил «причинять пользу». Больше всего он сокрушался о потере библиотеки, которую начал собирать еще его дед – Людочка продала все книги оптом.
– Спасибо, что не убили, – мрачно сказал Анатолий, узнав историю Вениамина. Так что квартира на Сивцевом Вражке пришлась как нельзя кстати, и Великоцкие вздохнули с облегчением, поскольку к тому времени у них образовался второй ребенок, и стало тесновато.
Знакомство с новоявленной тетушкой произвело сильное впечатление на все семейство, а на Мусю в особенности, как оказалось. Она не сразу решилась рассказать матери о своих впечатлениях, но потом все-таки проговорилась:
– Ты знаешь, мне так странно, что я на твою маму похожа! Но ужасно приятно! Я потом еще Елизавету Петровну расспросила. Она говорит, что жесты, манеры, интонации, даже смех – вылитая Вита! А я всегда как-то переживала, что вся в папу пошла, как будто он сам меня сделал, потому что мне очень хотелось на тебя быть похожей!
