Они честно продержались два года до Марусиного совершеннолетия – впрочем, Мусе было и не до страстей: отцовский инфаркт, потом подготовка к институту, чему она, как натура увлекающаяся, отдалась целиком. Да и Митя работал как проклятый: он вовсе не собирался сидеть на шее у матери или Злотниковых. Но за последние несколько месяцев они позволили себе гораздо больше, чем просто поцелуи, и узнали друг друга довольно хорошо – тем страннее была для Муси ее неожиданная робость. Она никак не могла настроиться на нужный лад, и мысли у нее в голове все время норовили свернуть совсем в другую от брачной постели сторону!
Муся вдруг задумалась о том, как они будут жить с Митей одни, своим домом: придется же вести хозяйство! Раньше ее никогда не занимал вопрос, откуда берутся, например, чистые полотенца в ванной или простыни в спальне – они просто появлялись, и все. А кто моет окна и стирает шторы? И как часто их надо мыть, эти самые окна? Нет, она видела иной раз каких-то тетенек в фирменных халатах, которые прибирали квартиру во время генеральной уборки – а вот кто доводит до зеркального блеска ванну? Она огляделась: в Юлиной ванной тоже были чистые полотенца, и ванна сияла белизной…
А всякие завтраки-обеды-ужины? У Злотниковых готовили Скороговорка или мама, иной раз даже папа радовал семью одним из своих коронных блюд: запеченным гусем или шашлыком, а в последнее время полюбила готовить и Маргоша, которая вообще вдруг стала страшно хозяйственной. Но для того, чтобы появился обед, кто-то же должен был принести в дом продукты? Маруся время от времени покупала по просьбе матери что-нибудь вроде хлеба или молока, а в деревне даже помогала на кухне, но понятия не имела, сколько, например, нужно взять яиц, чтобы приготовить омлет им с Митей на завтрак? Два или четыре? Или сколько?
Она совсем забыла, что ловко справлялась не только с мытьем полов в больнице, где лежал отец, но и с гораздо более грязной работой – сейчас она казалась сама себе безрукой неумехой и, пожалуй, впервые в жизни поняла, каково матери вести дом, в котором живет столько народу! А когда у них с Митей появятся дети?! И Муся, словно героиня старой сказки, премудрая Эльза, за каких-то пару минут намечтала себе целую жизнь с массой всяческих трудностей и проблем, которые раньше даже не приходили ей в голову. Тут за ее спиной появился голый Митя, которому надоело ждать. Муся повернулась к нему с таким растерянно-детским выражением лица, что он умилился:
– Что случилось с моей любимой маленькой девочкой? – Митя давно уже так дразнил Мусю, подхватив это от Марины.
– Митя, какой ужас! – сказала «маленькая девочка». – Почему я не думала обо всем этом раньше?
– О чем?
– Какая из меня жена?! Я ничего не знаю, совершенно не умею готовить и вообще! Что нам делать?
– Да, это проблема, – серьезно согласился Митя. Он был тронут тем, что его дерзкая, насмешливая и чувственная Муся смущается и даже боится того, что им предстоит: его нисколько не обманули ее причитания по поводу готовки. Он отступил на шаг, взял Мусю за руку и вывел в коридор, где заставил покружиться. – Ну-ка, ну-ка, посмотрим! Ну что ж, одевайся!
– Зачем?
– Поедем в загс, верну тебя обратно. Пусть заменят, а то эта модель неполная: драйверов явно не хватает, и встроенного кухонного комбайна нет.
Муся побежала от него по коридору, но Митя поймал ее и потащил на руках: она визжала и болтала ногами. Но в постели опять притихла:
– Мить, ты будешь смеяться, но я что-то волнуюсь.
– Я не буду смеяться, что ты.
Они смотрели друг другу в глаза, придвинувшись совсем близко, так что Муся даже слегка косила, как сиамская кошка, сводя зрачки к носу, – Митя каждый раз ее целовал. Мусина неожиданная робость страшно его возбуждала.
– А ты знаешь, что я тебя люблю всю свою жизнь? Как увидел первый раз, так и влюбился.
– Вот что ты врешь? Тебе всего-то было года полтора, ты и не помнишь.
– Во-первых, не полтора, а два с половиной. Я был уже вполне сложившейся личностью, взрослым, самостоятельным мужчиной, а ты – бессмысленным младенцем. Маленькая такая, смешная. Я решил, ты – кукла. А кукла вдруг ручками замахала. Я тебе дал палец, а ты вцепилась.
– Митя, ты не можешь этого помнить. Это мама тебе рассказала.
– А я помню! – упрямо сказал Митя, подвинулся к ней поближе и поцеловал нетерпеливо.
– Ты мне тоже… всегда… нравился. Я только… не понима… ах!
Пока они шептались и целовались, их тела жили собственной жизнью: Митина ладонь сама легла на Мусину грудь, и Муся на секунду прикрыла глаза; ее собственная рука скользнула с Митиного плеча ему на спину, потом на бедро – Митя напрягся; куда-то исчезла батистовая рубашечка и сами собой согнулись в коленях Мусины ноги… Митя и Муся двигались и дышали вместе, попадая в такт сумасшедшему стуку сердец, и все это – тихие слова и нежные взгляды, поцелуи и прикосновения, вздохи и легкие стоны – падало камешками и песчинками, накапливалось у Мити внутри, готовое сорваться лавиной. Чувствуя, что почти не в силах сдерживаться, Митя сделал резкое и сильное движение – Муся вскрикнула, а он, испугавшись, замер: «Тебе больно?» Она, не открывая глаз, замотала головой: «Нет!» – и непроизвольно облизала пересохшие губы. Упала последняя песчинка, и лавина наконец сорвалась…
Маруся лежала, прислушиваясь к себе, а Митя что-то у нее спрашивал… Муся положила ему палец на губы и прошептала:
– Немножечко помолчи, пожалуйста. Дай мне прочувствовать…
Митя замолчал и просто смотрел, как у нее на губах вспыхивает и пропадает улыбка, и невольно улыбался сам, и невольно – так же, как Муся, – поднимал бровь. Маруся открыла сияющие глаза, встретила Митин взгляд, смешно наморщила нос и сказала:
– И чего я боялась? Даже странно…
– Очень было больно?
– Не-ет, что ты! Так, немножко. Терпимо.
– Слишком быстро, да? И невразумительно как-то! Ты ничего не почувствовала, наверное. Я хотел совсем не так, но не удержался…
– А у тебя что, был план?
– Вроде того.
– Господи, Митя! Я тебя обожаю! Да у нас еще миллион раз все это будет: и долго, и медленно, и вразумительно, и как захочешь. А такого, как сейчас, больше никогда не будет. Ты подумай!
– И правда! – Митя, который вообще-то тоже волновался, наконец засмеялся. – Муська! Ты понимаешь или нет? Мы же на самом деле женаты! Ура!
– Ура! – заорала вместе с ним Муся. – А-а!
Тут им сверху застучали, и они, накрывшись подушками, еще долго хохотали.
– Как хорошо, – сказала, отсмеявшись, Муся. – Как хорошо, что мы с тобой не сделали этого тогда, на сеновале!
– Точно.
– Ой, как меня мама чихвостила! Ужас! А больше всего меня знаешь что поразило? Она не за то даже ругала, что мы с тобой вообще там оказались, а за то, что не предохраня… Митя?
